Но сколько я ни всматривался, ничего особо примечательного или необычного обнаружить не смог.
Сержант листал свою черную записную книжку.
— Это проехал О’Фиерса, — сказал он наконец после весьма продолжительного молчания. — Он на двадцать три процента.
— Вы имеете в виду, что он на двадцать три процента велосипед?
— Именно так.
— Означает ли это, что и велосипед этого О’Фиерсы тоже состоит на двадцать три процента из этого человека?
— Именно так и есть.
— А насколько процентов стал велосипедом Гилэни?
— На сорок восемь.
— Ну, в таком случае этот О’Фиерса овелосипедился в значительно меньшей степени, чем Гилэни
— Совершенно верно, и все от того, что в доме у них живут трое братьев, кстати весьма похожих друг на друга, и они так бедны, что не могут позволить себе купить по велосипеду на каждого. Поэтому они ездят по очереди на одном. Многие даже и не подозревают, насколько им повезло, что они беднее, чем другие. Но вот шесть лет назад один из братьев О’Фиерса выиграл в лотерее десять фунтов. Когда я узнал об этом, то понял, чем это может обернуться — нужно было срочно предпринимать какие-то шаги, а то иначе в семействе О’Фиерса появились бы два новых велосипеда и все они бы на них постоянно ездили, так как вы, надеюсь, понимаете, что в пределах одной, отдельно взятой недели я в состоянии украсть лишь ограниченное количество велосипедов, и мне совсем не хотелось заниматься сразу тремя велосипедами О’Фиерсов. К счастью, я в прекрасных отношениях с почтальоном... Да, что за почтальон! Хотя немного суетливый, страдал, знаете, кишками, они у него, как из резины. Что за человек! Как мягкие миски гречневой каши! Восхитительно! Все внутри переворачивает!..
Мне последние восклицания остались непонятны, а сержант впал в воспоминания о почтальоне, и это дало ему повод предаться сложной жестикуляции, — воспоминания его, очевидно, бесконечно забавляли, потому что он без устали размахивал в воздухе красными руками с растопыренными пальцами.
— Так что мы говорили насчет почтальона? — попытался я вырвать сержанта из его приватных воспоминаний.
— А, почтальон... тот на семьдесят пять процентов, — сказал сержант неожиданно спокойным голосом.
— На семьдесят пять процентов овелосипедился?
— Да, именно так.
— Подумать только!
— А что вы думали! Каждый день, без выходных, на велосипеде он проезжает не менее тридцати восьми миль, и так в течение сорока лет, в любую погоду, в дождь, в град, а то и снежками его забрасывают. Надежды на то, что он сбросит хотя бы до пятидесяти процентов, почти никакой.
— Так что вы предприняли? По поводу братьев О’Фиерса? Так вы почтальона как-то задобрили, я имею в виду...
— Конечно. А что еще оставалось делать? Задобрил двумя такими штучками, что надеваются на ступицу колеса, чтобы все было в чистоте.
— А как ведут себя велосипедные люди, или, так сказать, человеко-велосипеды?
— Велосипедные люди?
— Ну, я имею в виду тех, у которых, знаете, снизу колеса, а спереди руль...
— Поведение велосипеда с высоким содержанием человеческой природы, — стал пояснять сержант, — совершенно замечательно. Ведут они себя исключительно хитро — их не увидишь ездящими сами по себе, но они постоянно обнаруживаются в самых непредсказуемых местах. Вам разве не приходилось видеть велосипед, который уютно прислонился к шкафу в теплой кухне, когда за окном льет проливной дождь?
— Отчего же, приходилось.
— И при этом велосипед все норовит быть поближе к огню?
— Да, так оно и есть.
— И располагается так, чтобы хорошо слышать, о чем говорит семейство, собравшееся за столом?
— Да, да, все именно так.
— И уж, конечно, не в тысяче миль от того места, где хранят съестное?
— Вот этого я как-то не замечал... Этим замечанием вы же не хотите, надеюсь, сказать, что эти человеко-велосипеды потребляют человеческую пищу?
— Надо признать, что никто еще не заставал их за этим занятием, никто еще не видел их с куском бифштекса во рту, но я знаю наверняка, что еда исчезает.
— Неужели?
— Я не раз замечал хлебные крошки на передних колесах этих господ.
— Знаете, все, что вы говорите, — для меня просто потрясение, — пробормотал я.
— Никто не обращает на происходящее должного внимания, — сказал сержант. — Мик думает, что велосипед закатил, скажем, в кухню Пэт, а Пэт полагает, что Мик приложил к этому руку. Лишь очень немногие отдают себе отчет в том, что происходит в нашем округе. Есть еще много такого, о чем я и распространяться не стану... Вот была у нас такая история. Появилась у нас новая учительница с новеньким велосипедом. Прошло совсем немного времени, и что вы думаете? Гилэни укатил на ее женском велосипеде далеко, в совсем безлюдные места. Что вы на это скажете? Вам видна вся глубина морального падения, вся безнравственность и распущенность этого поступка?
— Видна.
— Но произошло нечто еще более непотребное. Каким-то образом велосипеду Гилэни удалось подобраться к тому месту, откуда должна была в большой спешке выбежать эта молоденькая учительница, вскочить на свой велосипед и быстро куда-то уехать по своим делам. Велосипед Гилэни прислонился на видном месте. Ее велосипеда, конечно, там уже не было, а на его месте удобненько устроился велосипед Гилэни и старался изо всех сил выглядеть так, вроде он совсем небольшого размера, подстать женскому, притворился очень удобным и привлекательным. Нужно мне вам объяснять, что за этим последовало и каковы последствия?
Нет, нет, ему не нужно ничего объяснять , быстро и скороговоркой проговорила Джоан. Я никогда не слыхала ничего более бесстыдного и вульгарного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92