Делается это обычно для того, чтобы потом ярче оттенить свою работу, а в случае каких-нибудь неприятностей и провалов свалить вину на предшественника: порядок, дескать, здесь был плох, я еще не успел выправить положение.У Трубаченко были как раз такие замашки.— Дела в эскадрилье не так уж плохи, как ты представляешь…— Я не артист и не представляю! — вскипел он. — А как командир делаю замечание!.. Летчики проявляют недисциплинированность, отрываются от своих ведущих, а ты их защищаешь!— Ну, знаешь, у тебя получается, как у бравого солдата Швейка: вся рота идет не в ногу, один прапорщик — в ногу.— Но я командир, и ты обязан меня поддерживать, — уже более спокойно продолжал он.— Во всем разумном… А ты вчера на ужине не только обидел летчиков, Василий Петрович. Как командир, ты неверно оценил подготовку эскадрильи, сделал ошибочный вывод о том, почему рассыпаются наши строи в бою.— Почему же ошибочный?— А потому, что и Кравченко говорит, да мы и сами стали понимать, что истребители не могут воевать в таких плотных строях, каких мы придерживаемся. Чем больше и плотнее строй, тем он мельче дробится при первой же атаке. Разве эскадрилья, когда на нее сзади нападают японцы, может, сохраняя строй, разом развернуться на 180 градусов? Конечно нет! А потом ты говоришь: «ведомые должны только следить за командиром и прикрывать его». И опять не прав: прикрывать — значит видеть все, что делается кругом, а не одного командира…— Товарищ командир! — раздался голос дежурного с КП. — Через пять минут бомбардировщики будут над точкой!— Через пять минут? — вскричал Трубаченко. — Да что они там?! Опять все на свете перепутали!.. Я бросился к своему самолету. 7 С юго-запада, держась в колонне девяток, показались наши бомбардировщики. Дневной зной уже спал, воздух был прозрачен и спокоен. Самолеты шли, не испытывая толчков и потряхиваний, обычных в жаркое полуденное время. Поджидая нас, двухмоторные машины сделали круг над аэродромом и, когда мы, одиннадцать истребителей, заняли свои места сзади колонны, легли курсом на Халхин-Гол. На маршруте девятки, сомкнувшись внутри, подравнялись в линию, как на параде, и плавно плыли, поблескивая крыльями. Мы тоже сомкнулись, составляя как бы замыкающую группу всей колонны. Никто из нас тогда и не подумал, что такой боевой порядок очень неудачен для прикрытия.Так близко свои бомбардировщики я видел впервые. В мирное время нам никогда не приходилось летать с ними вместе, отрабатывать учебные задачи по взаимодействию. Я внимательно разглядывал их светлые фюзеляжи, стрелков, готовых в любой момент открыть огонь по врагу. С удивлением и беспокойством я вдруг заметил, что снизу своими пулеметами они защищаться не могут — отсюда противник имеет возможность беспрепятственно на них нападать и бить наверняка. Должно быть, и японцы снизу также беззащитны — силуэты вражеских бомбардировщиков, которых мы сегодня атаковали «вслепую», не зная схемы размещения их бортового оружия, напоминали очертания наших CБ…Мое внимание, как и в прежних полетах, было обращено не на то, чтобы внимательно следить за воздухом и все замечать первым, а главным образом на то, чтобы сохранить свое место в строю. Правда, опыт проведенных боев даром не пропал: занятый строем, я все же успевал скользить взглядом по сторонам, окидывая верхнюю и нижнюю полусферы. Собранность, красота строя при этом, естественно, нарушалась, но разве боевой порядок — самоцель? Чтобы лучше разглядеть бомбардировщиков, я немного увеличил интервал, оттянулся от Трубаченко в сторону по фронту — и насколько легче и свободней стало мне вести наблюдение за воздухом! Но сохранять свое место в строю — требование уставное, и я снова прижался к командиру. Трубаченко вдруг круто повернул голову. Я проследил за его движением и понял в чем дело: на стороне солнца маячила большая группа японских истребителей. Строй эскадрильи сразу разомкнулся в ширину, очевидно, все заметили противника. Не успел я сделать и полного поворота головы, как группа японцев начала возрастать в размерах. Снижаясь, вражеские истребители шли прямо к середине нашей колонны. Командир эскадрильи, защищая бомбардировщиков, развернулся навстречу нападающим И-97, увлекая за собой всех остальных летчиков.Как ни трудно было различать самолеты врага, прикрывавшиеся солнцем, все же удалось заметить, что в нападение на наших бомбардировщиков перешли далеко не все японские истребители — не менее десятка их продолжало оставаться на высоте. Между тем вся эскадрилья, следуя за командиром, уже схлестнулась с группой напавших японцев.Я отчетливо увидел, как вражеские истребители, задержавшиеся на высоте, устремились на колонну наших бомбардировщиков, которые остались теперь без прикрытия.Связанные боем, мы попали в ловушку, умело расставленную опытным противником. Несколько секунд — и бомбардировщики подвергнутся сокрушительному удару. Я попытался было вырваться из клубка боя, но не смог: у меня в хвосте засел японец. Вдруг один наш «ястребок», точно рыба, выскользнул из сети и устремился на защиту бомбардировщиков. Один против десятка? Японец, засевший в хвосте, от чьей-то спасительной очереди вспыхнул, я бросился вслед за одиночкой. Это был Красноюрченко. Три звена японских истребителей висели над нами сзади. Мы вдвоем должны были преградить им путь…Так появилась вторая группа — группа непосредственного прикрытия бомбардировщиков, в то время, как командир и остальные летчики эскадрильи составляли ударную группу. Это был зародыш нового боевого порядка истребителей при совместных действиях с бомбардировочной авиацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101