Стало быть, вполне можно себе представить, что барон Монкрифф, зная, что болезнь Фрейзера Маккиннона вскоре окончится смертью, намеревался завладеть всем Гленбейденом целиком, с его превосходными пастбищами для овец. Также легко себе представить, что барон Монкрифф ухватился за возможность втягивать своего друга все дальше и дальше в долги в надежде заполучить его землю и, возможно, даже заставил умирающего заключить соглашение, обдумать которое тот был уже не в состоянии.— Я протестую! — взорвался Монкрифф.— Это я протестую! — крикнул в ответ Реджис.— Джентльмены! — взревел судья. — Давайте продолжать. Итак, Монкрифф, есть у вас свидетели?— Да, ваша честь. Если суд позволит, я представлю миссис Элву Макгрегор — Тейвиш из Глазго, мать Керри Макгрегор — Маккиннон, — сказал он, драматическим жестом поведя рукой в сторону двери позади судьи.Тут Керри резко повернулась к Монкриффу и ахнула, не веря своим глазам. Потом она заставила себя посмотреть на дверь, откуда появилась ее мать в сопровождении двух мужчин. В руке у матери был грубый деревянный крест. Волосы ее поседели, хотя Артур догадался, что когда-то они были такими же черными и блестящими, как у Керри. Она была невысокого роста, в простом сером облегающем платье. Когда ее подвели и поставили перед судьей Лонгкриром, она устремила очи горе и сжала руки, в которых держала крест.И Артур почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Глава 27 Она жила и дышала, как в страшном сне; ничто в разыгрываемом перед ней спектакле не казалось реальным — как будто кто-то собрал актеров, раздал им реплики и теперь они по роли обзывали ее шлюхой, воровкой и нарушительницей супружеской верности.Она стояла в своей кабинке, гордо выпрямившись и не сводила глаз с судьи, который время от времени посматривал на нее и в его карих глазах было что-то такое, что она могла бы определить как грусть. Она была так потрясена, увидев мать спустя столько лет — Господи, как же состарила ее озлобленность! — что лишилась дара речи, погрузившись в пучину равнодушия. Злобная ложь и обвинения, которые Элва пронзительно выкрикивала как доказательства ее связи с Томасом, были для Керри не новы — она получала точно такие же проклятия в письмах почти каждый месяц. Но слышать, как их произносят вслух… Ей стало тошно. Теперь, что бы с ней ни сделали, ничто уже не в состоянии причинить ей боль большую, чем причинила родная мать.Где же Артур? Неужели он решил от нее отказаться? Неужели решил, как и она, что положение безнадежно? Как хотелось бы ей увидеть в последний раз успокаивающую улыбку этого прекрасного человека.Один за другим вставали перед судьей Лонгкриром люди, свидетельствующие против нее: дворецкий Монкриффа, который показал, что она и Томас составили заговор против барона; бродячий торговец, который как-то зашел в Гленбейден продать свои горшки и сковородки, поклялся, что Томас представился мужем Керри, когда в соседней комнате Фрейзер лежал при смерти; врач, который сказал, что видел, как Томас гнал украденных коров на рынок в Перт.Мистер Реджис оказался не в состоянии оспорить что-либо — так враждебно была настроена к нему толпа. На каждый вопрос, заданный судьей, Керри отвечала правду, но толпа отзывалась гневом. Людям хотелось посмотреть, как будут ее вешать. Людям хотелось, чтобы кто-то заплатил за смерть Чарлза Монкриффа.Керри бросила взгляд на Томаса. Он прислонился к поручню, руки его были сложены на груди. Он поймал ее взгляд и криво улыбнулся. Сердце у нее наполнилось сожалением из-за того, что с ним сталось по ее вине. Все эти годы, что она жила с Фрейзером, Томас был для нее точно скала, и за это она принесла ему смертный приговор! Она уронила голову, она больше не могла смотреть на него. На глаза ее навернулись слезы. Господи, прошу Тебя, пусть меня повесят, но только освободи Томаса!— Керри! Керри, слушайте меня!О Боже… Она ощутила голос Артура, как ласковое прикосновение к щеке, как поцелуй среди водоворота. Она открыла глаза, поискала его взглядом, увидела, что он стоит под ее кабинкой, немного в стороне, и старается перекрыть шум, чтобы она его услышала. Его карие глаза странно блестели, но он улыбнулся той самой бодрой улыбкой, которую она так любила.— Не вешайте голову, Керри! Не показывайте им, будто они вас победили!Но ведь они действительно победили. Поздно, слишком поздно. Она раскрыла рот, чтобы сказать ему, что она его любит, но заколебалась. Лицо у Артура затуманилось; он стиснул зубы, поднял руку и протянул ее к Керри.— Не теряйте веры в меня, Керри Маккиннон! — крикнул он. — Вы обещали, что не потеряете веры в меня!Слезы полились из ее глаз, покатились по щекам. Да, она обещала ему это, но только для того, чтобы не дать ему погрузиться в такое же отчаяние, какое грозило поглотить ее теперь. Как могло дойти до такого? Ей не хотелось, чтобы Артур видел, как ее будут вешать. Это было ее последнее и заключительное желание — чтобы он не увидел, как ее повесят! Он пытался продвинуться вперед, подойти к ней поближе, и она внезапно испугалась, что, если он будет рядом, она утратит остатки самообладания.— Уйдите! — крикнула она ему, и стоявшие вокруг обратили на это внимание. Кое-кто обернулся посмотреть, к кому она обращается. Это застигло его врасплох, он круто остановился, слегка покраснев. Потом стиснул зубы еще крепче и сердито посмотрел на нее.— Уходите! — в гневе вскричала она.— Миссис Маккиннон! — окликнул ее судья, вытянув шею, чтобы увидеть, к кому она обращается.Керри отвернулась от Артура. Она видела его в последний раз, а он был охвачен мучительным недоумением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107