все произойдет независимо от твоей воли и очень скоро, признаешь ты это или нет. Не надо трясти головой, молодая леди: ты прекрасно знаешь, что я права, так же как я была права в отношении этого мерзкого Гордона Пирса, который, между прочим, лгал нам с того самого момента, как представился. Я села и спокойно обдумала все его противоречивые заявления. Если необходимо, я расскажу тебе о них, но сейчас ты должна как можно быстрее определиться с доном Рикардо.
Хеллер все еще не могла прийти в себя от услышанного.
— Ты хочешь, чтобы я не отталкивала его и позволила ему за мной ухаживать?
— Мне было бы крайне неприятно видеть, как ты его теряешь. Думаю, он вполне подходящий муж для тебя.
— Но я не хочу замуж. И кроме того, он не джентльмен!
— Я не слепая, Хеллер, и знаю точно, каков он. Безудержный авантюрист, но также и человек чести.
— А я утверждаю, что между нами нет ничего — одна только похотливая страсть. — Хеллер спрыгнула с кровати и начала мерить шагами комнату.
Глаза Абигайль расширились от удивления.
— Где ты набралась всего этого? — Она предупреждающе подняла руку. — Не говори ничего, я знаю, Элизабет Пенниуорт! — Старушка презрительно фыркнула.
Хеллер доверительно накрыла своей рукой руку Абигайль.
— Нет, тетушка, это так мама называла свое чувство, разговаривая с ночными посетителями. Она поясняла, что так ей проще выжить.
Абигайль побледнела.
— Это только еще раз доказывает то, что я сказала. Твоя мать использовала свой лучший ресурс — себя, — чтобы обеспечить еду и кров для вас обеих. Ради Бога, Хеллер, обдумай не спеша и тщательно мои слова, и ты сама все поймешь. Твоя мать была хорошей женщиной. Несмотря на то, что она делала, и хватит обвинять ее! Мы поговорим снова, но позже. — Она поднялась и направилась к двери, бормоча себе под нос: — Несносная девчонка. И страшно упряма, страшно!
Дверь между комнатами захлопнулась, затем снова отворилась.
— Не забудь о дневнике! — Голова Абигайль скрылась, на этот раз окончательно.
Хеллер машинально кивнула. Она чувствовала невыносимую усталость; единственное, чего ей хотелось, — это поскорее лечь спать. Главное, не думать больше ни о чем: ни о Гордоне Пирсе, ни о музее, ни о голове в банке, ни о доне Рикардо… ни о матери.
Но как она может перестать думать о вещах, которые так важны для нее?
Она вдруг вспомнила о жизнеописании Хоакина Мурьеты. Чтение наверняка отвлечет ее, вот только надо вспомнить, куда она положила книгу.
Хеллер принялась осматривать комнату, но книги нигде не было, должно быть, она оставила ее в кебе.
С досады вздохнув, она быстро разделась и легла. И вскоре вопреки ожиданиям уже спала глубоким сном.
Удалившись к себе в комнату, Абигайль начала готовиться ко сну. Часом позже, когда она уже расстелила постель, раздался стук в дверь и на пороге появился богато одетый китайский мальчик; в руках он держал чрезвычайно красивый букет: такого, пожалуй, ей раньше никогда не доводилось видеть.
— Босс просит простить, что он ломает зонтики. Он просит передать, что ему жаль…
Когда Абигайль благосклонно кивнула, мальчик прошел в комнату и поставил букет на пол, а затем с поклоном удалился.
Абигайль как зачарованная смотрела на красочный букет. Зонтики! Дюжина, каждый разного цвета — некоторые гофрированные и с тесемкой, один с бахромой, другой полосатый, зонтик, который напомнил китайскую пагоду…
Она рассмеялась. Какой умный человек этот дон Рикардо. Как ловко он пробудил в ней желание снова стать молодой! Высокий, с мощной мускулатурой и темным загаром… Если бы только она могла заставить Хеллер видеть то, что видит сама! Они были бы хорошей парой и родили славных детей…
Абигайль в расстройстве развела руками, затем быстро прошла в смежную комнату, намереваясь рассказать Хеллер о букете. Найдя свою племянницу спящей, она все же решила, что лучше пока оставить девочку в покое, и, на цыпочках вернувшись назад, осторожно закрыла дверь между комнатами.
Сны Хеллер были заполнены неопределенными образами и странными звуками. Со стороны доносились мягкие шаги и шепот голосов, затем кто-то зажал ей рот… Она проснулась. Китаец с длинной черной косой и злобным выражением на лице склонился над ней. Она кинулась к противоположной стороне кровати, как оказалось, только для того, чтобы столкнуться с другим человеком, который держал угрожающе сверкавший нож.
Крик вырвался из ее горла, но тут же оборвался — рука, в которой была тряпка, заткнула ей рот. Сильный запах заполнил ноздри, губы обожгло сладковатым приторным вкусом. Затем все исчезло.
Лютер Мейджер одну за одной отсчитывал золотые монеты, и они со звоном падали в открытую ладонь Кантона Чарли.
— Триста восемьдесят, триста девяносто, четыреста.
Китаец вскинул голову.
— Девочки-рабыни — четыреста. Украсть белую девчонку — шестьсот. Вы платить, или я посылать таня.
— Что?! Угрожать мне? Ах ты, сукин сын, обманул меня на последних трех девках, а теперь забыл про должок? Это все, что тебе причитается. Бери и проваливай! — Лютер схватил со стола кнут и замахнулся.
Чарли отпрянул, затем быстро повернулся и, бормоча проклятия, направился к лестнице; при этом его коса раскачивалась из стороны в сторону, как крысиный хвост.
Лютер знал: произнесенные только что угрозы не были пустыми словами, но золото значило для него слишком много, и он не мог им разбрасываться. Положив кнут, он подошел к кровати, на которой спала Хеллер.
В тот момент, когда она появилась перед ним в холле гостиницы, Лютер сразу понял: это было то, что он искал. Богата, красива, образованна — идеальная жена для энергичного бизнесмена из Сан-Франциско.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90