Ей нельзя было спешить. Ей следовало подумать обо всем еще раз. У нее из головы не выходила подслушанная фраза. «Или вы думаете, что я стану утруждать себя только тем, что последую за женщиной за одно только обещание ее постели?» – так он сказал мадам де Рашан.
«Обычная мужская похвальба», – подумала она и тут же отмахнулась от этой мысли. Теперь она понимала, что Д'Ажене не из тех, кто бросает слова на ветер. Как же она была глупа, думая, что несколько томных улыбок, взгляд искоса здесь, надутые губки там, – вот! – он, как щенок, побежит за ней, куда бы она ни позвала.
Но что заставит его последовать за ней? Она обняла себя. Его прикосновения в беседке уже заставили ее… почувствовать себя… неловко. Что, если ей придется пойти еще дальше, чтобы узнать его получше, чтобы понять, что может заставить его… «утруждать себя»?
Эта мысль возродила в памяти другой образ – образ ее мужа с его грубыми ласками. Она прогнала его прочь, словно захлопнула ставни перед надвигающейся страшной бурей, и подумала о своем долге перед семьей. Воспоминание о ней согрело ее, как огонь маяка, и она расправила плечи, полная решимости вернуться в замок и выполнить свою задачу. Она сделает все, что ей придется сделать.
Она повернулась к коню и неожиданно в тени деревьев увидела наблюдающего за ней графа Д'Ажене.
Ей потребовалось лишь мгновение, чтобы прийти в себя.
– Месье граф, – начала она, упершись руками в бока, – если женщина говорит, что хочет побыть одна…
– То обычно это означает обратное.
Элеонора склонила голову набок, изучая элегантную фигуру графа, держащего под уздцы своего коня, и улыбнулась.
– Иногда, месье. Но не всегда, – сказала она весело. – Сначала ей хотелось отчитать его за то, что он следил за ней, но она сдержалась. В такой чудесный день грешно было ругаться.
Он подвел своего коня к одной из лужиц и взглянул на нее из тени.
– А как насчет сегодня?
Она рассмеялась.
– Если бы не этот замечательный скакун, я бы ответила вам такой бранью, что даже дервиши попрятались бы от ужаса.
– Или крысы забились бы в темный угол?
– В очень темный угол.
– Но у вас был замечательный скакун, – сказал он и вышел на свет. Она наблюдала, как он снимает перчатки. Его длинные темные волосы расплелись, и прямые тяжелые пряди упали ему на плечи.
На его чувственных губах играла легкая улыбка. Темные глаза на резко очерченном лице говорили о наслаждениях – еще не испытанных и уже надоевших.
Ее восторг от поездки и решение заманить его в ловушку улетучивалось, как аромат цветка в слишком жаркий день. Ее телом овладело незнакомое ощущение, и ей это не понравилось.
– Замечательный скакун? – эхом отозвалась она и обняла себя снова, на этот раз чтобы согреть свое внезапно похолодевшее тело. – Ах, да, да. – Она отвернулась и посмотрела на расстилавшуюся за рекой долину. – Мой дядя был так добр, что разрешил мне взять, по всей видимости, призового скакуна.
Д'Ажене приблизился к ней сзади.
– Да, добр, – согласился он.
Элеонора стояла, скрестив руки на груди и положив ладони себе на плечи. Граф погладил ее пальцы легким, трепетным движением.
Она отступила в сторону и опустила руки.
– Какая прекрасная долина, – сказала она, поведя рукой в сторону реки.
– Правда?
Она вздрогнула и взглянула на графа, не спускавшего с нее глаз.
– Конечно, – ответила она и снова посмотрела вдаль. Д'Ажене сел перед ней на валун в нескольких шагах от обрыва.
– Что делает ее красивой? – спросил он, все так же пристально глядя на нее.
Удивившись, она ответила:
– Деревья, река…
– Подойдите сюда.
– Я достаточно хорошо вижу отсюда.
– Нет, мадам, это не так. Ваши собственные слова выдают вас. – Его тон был дразнящим, вызывающим.
Элеонора вспомнила письма матери. Там было много советов о том, как держать себя с мужчиной, который будет восторгаться красотой ее глаз, и ни слова о том, как быть, если он говорит, что эти глаза ничего не видят. Она представила, каким равнодушным станет взгляд этих глаз, если она потеряет мужество и сбежит.
Она подошла к краю обрыва и вытянула шею, вглядываясь вдаль. Она была привычна к высоте – но не к нему.
– Я вижу дорогу, ведущую к реке, – начала она и с надеждой посмотрела на графа.
Он встал, слишком грациозно для мужчины, подвел ее к валуну и сел лицом к ней.
– Мадам Баттяни, – сказал он тихим чарующим голосом, – мне доводилось видеть ландшафты с деревьями, рекой и дорогой, по которой Вергилий мог вести Данте в ад.
Ахилл закрыл свои глаза ее ладонями, и она почувствовала тепло его кожи. Сейчас ей не могли помочь никакие письма, а все ее инстинкты вдруг покинули ее.
– Скажите, что вы видите. – Он медленно гладил ее пальцы, прижимая их к своему лицу. Незнакомая искра вспыхнула и пробежала по ней, как капля смолы, выступившая на горящем дереве и падающая в пламя.
– Мы играем в детскую игру, месье? – спросила она, неприятно пораженная ощущением, струящимся под самой кожей.
Она почувствовала, как дрогнули в улыбке мышцы его лица.
– Нет, не в детскую, мадам. – Она попыталась убрать руки, но его мягкие пальцы неожиданно крепко сжались. – Что вы видите?
«Какое подвижное, какое выразительное у него лицо», – подумала она. Что за правда о нем скрывалась под кончиками ее пальцев? Она заставила себя отвести от него взгляд. Ей не нужна была правда, ей нужно было лишь…
– Я вижу мыс, а на нем глупого мужчину, сидящего на валуне перед еще более глупой женщиной. По-настоящему красива здесь лишь долина с текущей по ней рекой.
– «Красивый» – какое легкое слово, – сказал граф. – Чуть что – и оно без труда слетает с наших губ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120