Элеонора вежливо пожала руку Ахилла, хотя ее пальцы невидимо держали его. На стенах резвились обнаженные нимфы и сатиры, заполнившие все стенные панели, что напомнило Элеоноре ее спальню в замке Дюпейре. Но те были частными картинами в частных комнатах, а эти – беззастенчиво выставленными напоказ. Элеонора решила не интересоваться подробнее, что означает слово «особый» в отношении гостей епископа.
– Его превосходительство любит карты, – закончил, запинаясь, брат Кельн.
– Я уверен, оно абсолютно респектабельно, – заметил Ахилл как бы между прочим, хотя Элеонора поймала быстрый взгляд, который он бросил на нее, взгляд через опущенные ресницы.
– Мне сразу же потребуется горячая ванна, в моих комнатах, – сказала Элеонора, а потом слегка капризно добавила: – И проверьте, чтобы она была горячей. Не тепловатой, заметьте, а горячей.
– Как пожелаете, мадам, – ответил помощник управляющего и, застыв на секунду, поклонился им обоим.
Элеонора самодовольно улыбнулась Ахиллу. Глядя на нее, Ахилл добавил:
– И мы хотим поужинать в наших комнатах сразу же, как мадам примет ванну.
Помощник управляющего снова поклонился им обоим:
– Как пожелаете, месье.
Ахилл победно поднял одну бровь, а Элеонора картинно надулась.
Брат Кельн подвел их к паре сдвоенных дверей и остановился. Он театрально распахнул их и отшатнулся назад, будучи сконфуженным, когда его приветствовал писк множества вьюрков из клетки в углу.
– Ах, племянник последнего епископа был в Риме и привез их оттуда… э-э… на память.
Комната была огромной, размером почти с танцевальный зал. Комната мерцала – нет, пульсировала – величественным пурпуром и золотом. Колонны с каннелюрами очерчивали стены, вдоль которых помещалось по меньшей мере два десятка статуй. Римские атлеты, сенаторы, солдаты… а вместо нимф статуя самой Венеры.
Элеонора, ошеломленная, так бы и осталась стоять на пороге, если бы ее не держал Ахилл, который потащил ее за собой в комнату.
– Veni, vidi… – начал Ахилл. – Пришел, увидел…
– Emi, – закончила Элеонора, – принес. Он, вероятно, принес сюда целиком Римский дворец.
Полы под ногами были покрыты модным шахматным узором богатых ковров. Комнату с тремя каминами заполняли огромные шкафы, столы и римские изогнутые кресла с большими подушками. И в ее дальнем конце, словно алтарь языческому богу, стояла золоченая кровать в форме дворца.
Элеонора сначала посмотрела на помощника управляющего, стоявшего в дверях, казавшихся маленькими по сравнению с обрамлявшими их двумя статуями из красного мрамора, потом на Ахилла. Она дотронулась тыльной стороной ладони до лба и слабо произнесла:
– Я чувствую непреодолимое желание найти жертвенного козла.
Ахилл изучал крошечных вьюрков в клетке.
– Или учить птиц читать будущее. – Он посмотрел на Элеонору. – Хотя я уверен, что здесь нет больше тайн, которые можно было бы узнать.
Элеонора оставила без внимания угрызения своей совести и стала обходить комнату. Она жила достаточно обеспеченно, но такая экстравагантность…
– После всего этого сомневаюсь, что отец Эдуард не назвал бы вас странным, если бы вы предпочли конюшни.
– Но я, разумеется, предпочел бы. – Ахилл посмотрел на помощника управляющего. – И что стало с племянником последнего епископа?
– Его избрали кардиналом.
– Конечно. Мне следовало бы догадаться. – Вьюрки запищали в знак согласия. – Уберите это, – сказал Ахилл, указывая на клетку.
Брат Кельн откашлялся, поклонился и произнес, перекрывая крик птиц:
– Сию минуту, месье. А вам, мадам, приготовлю ванну. Элеонора рассеянно кивнула, поглощенная изучением декоративной греческой амфоры, стоящей посередине мраморного стола.
– Ахилл, а что делают эти люди?
Он не ответил, но она вдруг почувствовала твердую руку на своем локте, тянущую ее прочь.
– Ахилл, а что?.. – начала Элеонора снова, глядя через плечо на амфору.
– Сию минуту, я уберу это, – передразнил Ахилл брата Кельна.
Молодой человек быстро подбежал.
– Ja, mein herr! Я хочу сказать, да, да, месье. Прямо сейчас унесу. Прошу прощения, месье, домом немного пользовались. – Под взглядом Ахилла он умчался прочь.
Элеонора выдернула локоть из руки Ахилла и подошла к другому краю стола, амфора оказалась между ними.
– Ну, и что все это значит?
Ахилл смотрел на нее испытующим взглядом.
– Конечно, вам нет необходимости знать, что так случается в жизни.
Элеонора посмотрела на греческую вазу и покраснела.
– После того как предмет известен, – продолжал Ахилл, – знание не может быть переделано.
Элеонора подняла взор, чтобы встретиться с глазами Ахилла.
– Сделанное не может быть переделано, независимо от того, как бы горячи ни были молитвы.
Ахилл с сомнением приподнял изящную бровь.
– А ты горячо молишься, Элеонора? – тихо спросил Ахилл. Он сделал шаг, чтобы обойти вокруг стола, и Элеонора отступила в противоположном направлении. – Ты молишься, чтобы никогда не расстаться со своими горами, своей цитаделью орлов? Или чтобы никогда не приезжать во Францию, в замок Дюпейре, на тот балкон, куда ты вышла охладить свое разгоряченное тело?
– Я сожалею всего о нескольких моментах, – ответила Элеонора, держась для равновесия пальцами за край стола. – Мгновениях, которые случились после райской ночи у камина в моей комнате. Несколько мгновений, за которыми последовало такое счастье, я бы переделала.
– Но их нельзя переделать, так ведь, Элеонора? – Ахилл снова начал обходить стол, Элеонора попыталась сохранить расстояние между ними.
– Почему ты последовал за мной? – закричала она. – Почему не остался в своем замке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120