И она не смогла сдержать слезы.
– Плачь, плачь, касатка, коли душа просит, не стесняйся. Ты еще слаба, как котенок. Ну-ну, будет теперь, будет, – и Аня обняла Казю за плечи, приговаривая что-то ласковое, успокаивающее.
После ухода старухи Казя, прислушиваясь к шуму падающих с карниза капель, задумалась. Что ее здесь ждет – богатство, конечно, дорогие туалеты, ну а что еще? Быть может, чувство безопасности, которого она не знала с тех пор, как турки угнали ее на чужбину. И ради этих призрачных благ судьба лишила ее всего того, что она так любила. Никогда не следует предаваться чрезмерной любви – подобное чувство обречено погибнуть. Да, да, погибнуть, ибо Бог заставляет за все платить.
Снова разразился ливень, застучал в стекла окон и по крыше. Марыся, Яцек. Ее ребенок. Генрик... Жизнь преподала ей один их самых жестоких уроков.
Расстроенная мрачными мыслями и утомленная слезами, Казя незаметно для себя уснула.
В конце месяца вместо дождя стал падать снег, смягчивший мрачные силуэты деревьев и прямолинейные очертания большого дома. Лев был прав – зима предстояла тяжелая. Он уехал на охоту, значит, несколько дней Казю не будут допекать его молящие глаза и осторожные попытки попасть в ее постель. До сих пор Казе удавалось как бы не замечать их, разрешая ему лишь мимоходом коснуться ее, притронуться на миг трепещущими губами к ее волосам, а затем со смехом отдернуть голову, увернуться от его протянутых рук, шепотом намекая на грядущее блаженство, которое она ему подарит. На ночь она запиралась в своей комнате и нередко слышала, как Лев скребется пальцами по двери или даже умоляет впустить ее, обычно пьяным голосом. Но она притворялась спящей, и он несолоно хлебавши уходил, обругав ее злой сукой.
Она сознавала, что ведет себя жестоко, но понимала, что иначе нельзя. К этому убеждению она пришла в тот день, когда он при ней заставил сына избить родного отца. Вот тут-то она и увидела, что за человек на самом деле Лев Бубин.
Сейчас Казя стояла в спальне перед большим зеркалом, держа в руках синее платье Наташи. За окном лениво падал снег. Нельзя сказать, что Лев совершенно лишен привлекательности – Казя знала многих мужчин, куда менее видных. Но ее отталкивала его трусливая душонка. Если бы он не скулил жалобно, как побитая собака, у нее под дверью, а набрался смелости и взломал ее! А потом, эта жестокость... Казя не спеша надела нижнюю юбку, с отвращением вспоминая сцену избиения отца сыном.
А дело было так. Они со Львом ехали верхом – ему нравилось показывать ей Ютск. Что ни день – они отправлялись в другую часть большого имения, и повсюду крестьяне, завидев молодого господина, падали перед ним ниц.
– Они жалкие свиньи, не более того, – говорил он, смеясь своим недобрым смехом. – Бездельники, каких мало. И понимают лишь один язык – хорошую палку.
Они лежали перед ним, распростершись на земле, и он нарочно пускал лошадь галопом по лужам, так что брызги летели на их головы, доставляя ему величайшее удовольствие. Казя вспоминала крепостных в Волочиске. Их, конечно, тоже иногда пороли, не без того, но ведь не за безделицу какую-нибудь, а исключительно за серьезные провинности.
А эти люди и впрямь напоминали ей животных. Одетые в лохмотья, мрачные и запуганные, они глядели на своего хозяина раболепно, всячески стараясь ему угодить. Он во всю глотку поносил их последними словами, кнут его то и дело свистел в воздухе, а они в ответ лишь кланялись еще ниже и пресмыкались перед ним.
...Казя начала натягивать на себя тяжелое платье. Два дня назад им навстречу попался на дороге шатающийся старик.
– Ложись! На колени! – заорал Лев. Но старик бросил на него бессмысленный пьяный взгляд и сплюнул. Лев приказал работающим поблизости дровосекам доставить его к господскому дому, и те подхватили старика под руки и притащили в конюшню.
– Давыдова сюда! Да с розгами! И вы, ленивые черти, поворачивайтесь попроворнее, не то и с вас шкуру спущу! – Его глаза загорелись хорошо знакомым Казе блеском.
Прибежал, запыхавшись, кузнец с пучком розог в руке.
– Бей его, Давыдов! – Лев указал кнутом на старика, беспомощно висевшего мешком между двумя лесорубами.
– Но, ваше превосходительство, я не могу, – запинаясь, выговорил кузнец. – Ведь это, это...
– Ты спорить со мной? Я знаю, это твой отец. Бей его, кому говорят!
И кузнец избил своего отца.
– Сильнее, Давыдов, сильнее! Небось не зерно молотишь!
Старик кричал и извивался в руках своих палачей. Рука кузнеца поднималась и опускалась на окровавленную спину и ягодицы отца с такой силой, что розги превратились в щепу.
Казя пыталась остановить экзекуцию, но Лев ее не слышал, он был не в себе. Он буквально наслаждался, пожирая выпученными глазами отвратительную сцену и подскакивая в седле при каждом ударе.
– Довольно! – Закричала, не выдержав, Казя и что было силы дернула Льва за рукав.
– Велите прекратить!
– Достаточно! – злобно ухмыльнулся Лев. – Веди его мой и научи там старого дурака, как следует себя вести со своим барином.
Давыдов, всхлипывая, поднял на руки стенающего отца и медленно побрел прочь.
– Теперь ты знаешь, – сказал Лев на обратном пути, – они делают все, что я велю. – Он все еще находился в состоянии неестественного возбуждения, и Казя в этот момент поняла, как она может подчинить Льва себе и превратить в своего раба.
Низкий вырез на лифе синего платья заканчивался мягкими белыми кружевами, которые обрамляли соблазнительную полную грудь Кази. «О да, господин Лев, в моих силах заставить вас пресмыкаться предо мной», – подумала Казя, глядясь в зеркало и не спуская с него глаз, сделала пируэт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120