Но про себя подумала: напыщенный юный идиот! Никогда в жизни не слышала подобной самоуверенной и дерзкой чепухи!
Гости посидели еще немного. Элизабет продолжала весело флиртовать — так, как она не делала этого со времен Лондона. Но все ее мысли были наверху, в спальне Алекса.
На следующий день Элизабет отправилась проведать Генри — как он поживает в своей новой семье в доме Тукеров. Ночью метель утихла, покрыв землю толстым слоем снега. День был ясный и солнечный, очень подходящий для верховой прогулки.
Дженни, которая получала яйца и молоко от Абигайль Тукер, рассказала Элизабет, как ехать, и предложила составить компанию, но та отказалась, предпочитая прогуляться одна. В Англии девушкам никогда не разрешалось ездить куда-либо без сопровождения, но в Америке это было обычным делом. Элизабет почувствовала сильное желание воспользоваться своим правом. И вот теперь она ехала на смирной гнедой кобыле, одетая в новую изумрудного цвета амазонку и темно-голубой плащ, спадающий с плеч живописными складками. Элизабет с удовольствием наслаждалась одиночеством. Она сильнее стегнула кобылу, совершенно забыв о холодном ветре, задувавшем под плащ, и помня только щемящую радость от быстрой езды по заснеженным полям и лесам. Ее не отвлекала никакая болтливая компания.
Но Элизабет ехала на ферму Тукеров не только ради того, чтобы проведать Генри. Она жаждала увидеть мать Бена, ибо прекрасно помнила разговор с ним, когда они вместе драили палубу «Шершня». Тогда он несколько раз повторил, будто его мать сказала, что Александр Бурк вряд ли когда-нибудь женится — «после всего того, что с ним было». С тех пор эти слова не выходили из головы Элизабет. И сегодня она решила проверить их правоту.
Мирное одиночество ее зимней прогулки было внезапно прервано громким ржанием другой лошади и явственно различимым хрустом копыт по снегу. Оглянувшись назад, она увидела высокого гнедого жеребца, догонявшего ее по боковой дорожке и несущего на спине знакомую фигуру всадника. Ей пришлось схватить под уздцы свою кобылу и резко остановиться.
— Добрый день! — окликнул ее Джоффри Гренгер, поравнявшись. Он, как всегда, был безупречно одет в свой великолепный бордовый шелковый плащ, на голову набекрень нахлобучена шляпа. Поверх плаща, сколотого золотой булавкой, лежали аккуратные воланы воротника рубашки.
— Прекрасный день для прогулки верхом, не правда ли? — улыбнулась Элизабет.
— Да, действительно. Я как раз ехал проведать Алекса, — пояснил Гренгер. — Сегодня утром я натолкнулся на Джона Херберта, и тот сказал мне, что Алекс вернулся домой накануне вечером. Надеюсь, он здоров?
— Вполне здоров. По крайней мере прошлым вечером. Сегодня я его еще не видела. Очевидно, он отправился на верфь в такой ранний час, о котором даже противно подумать. — Элизабет услышала раздражение в собственном голосе и постаралась замаскировать его более сдержанными словами: — Он еще не вернулся, когда я выехала из дома, но я уверена, что Дженни примет вас с радостью, и вы сможете его дождаться.
Гренгер замотал головой.
— Я ничего не имею против проехаться немного с вами, если вы не возражаете.
— Мне будет приятно. Я еду на ферму Тукеров. Там теперь живет один мой друг.
— Ах да, маленький юнга, которого Алекс привез с собой из Англии. Маленькая смышленая дворняжка — по крайней мере мне так рассказывали.
Элизабет засмеялась.
— Генри — очень веселый и милый мальчик. И очень счастливый, надо заметить. Встретили бы вы его в то время, когда я его в первый раз увидела, — бедное оборванное существо, полуголодное.
Они повернули своих лошадей на ту дорогу, по которой должна была ехать Элизабет, и пустили их в легкий галоп.
— Таким образом, если бы он вернулся в Англию, для него наступили бы не очень легкие времена. Не думаю, что то же самое можно сказать о вас.
— О нет. У меня была замечательная легкая жизнь, абсолютно без всяких забот. Мне приходилось решать единственную проблему — какое платье надеть на очередной прием!
Гренгер засмеялся, а потом спросил как будто случайно:
— Вы жалеете о потерянном?
— Да, конечно! Кроме того, я очень скучаю по моим друзьям, по своей компаньонке и по всем близким мне и понятным делам. — Она подумала несколько секунд, а затем внезапно сказала: — Но я никогда не чувствовала себя столь бодро, как теперь, когда приехала сюда. Что-то есть в этих колониях… я еще не могу выразить, что!
Голубые глаза Гренгера смотрели на нее очень внимательно.
— Значит, вам здесь нравится?
— Да. Вы знаете, мистер Гренгер, я всегда была не совсем согласна с тем, как обстоят дела в Англии. Например, я была почти обескуражена тем, что ни с одним джентльменом невозможно было обсуждать вопрос о войне! Здесь все совершенно не так. — В раздумье она похлопала себя по губам. — А потом, если взять Генри. В Англии мальчик вроде него не имел бы ни малейшего шанса стать человеком. А здесь… да, здесь все по-другому. И это мне нравится.
Наступило короткое молчание. Затем Гренгер небрежно заметил:
— Таким образом, теперь вы перешли на сторону мятежников? Вы выступаете против Англии?
Она вспыхнула.
— Я смотрю на вещи совершенно по-другому. Я люблю Англию. И совсем не уверена, на чьей стороне теперь нахожусь. Я слишком мало обо всем знаю — только то, что мне довелось услышать на корабле от Алекса и Бена. Но и этого мне хватило для того, чтобы отдать свои симпатии восставшим колониям. — Элизабет принужденно засмеялась. — Вы считаете меня предателем?
— Вовсе нет. — Улыбнувшись ей, он слегка придержал своего гнедого жеребца, который споткнулся обо что-то на снегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117