И если раньше Магнус не ожидал от своей дочери такой враждебности, то уж теперь-то иллюзий на этот счет у него не осталось. Даже упорное молчание, которое ясно угадывалось в ее глазах, разило его гневно и непримиримо.
— У тебя есть все основания ненавидеть меня.
— Именно это чувство я и испытываю. — Это звучало как приговор, без какого-либо намека на малейшее снисхождение. — До самого последнего момента я не была расположена к этому, однако одного вашего вида было достаточно, чтобы теперь я предпочла смерть тому, чтобы признать, что я ваша дочь. Здесь мою мать удерживали пленницей помимо ее воли? — вызывающе спросила она, указывая в сторону большой комнаты. — Магнус тяжело вздохнул, в полной мере сознавая теперь сложность стоящей перед ним задачи.
— Это правда, что я купил ее как рабыню, но со временем она полонила мое сердце.
— Ах, вот как, она была так любима, что сбежала от вас?
Магнус нахмурил брови.
— Да, твоя мать ушла, но я уверен, что она и в самом деле любила меня. Эйлин боялась, что в моем доме твое будущее окажется в опасности, что все достанется моему сыну, и что к тебе будут приставать с угрозами. И только после того, как она покинула этот дом, я узнал от горничной, что под сердцем у нее ребенок.
— Так у вас есть сын? — В сознании Бретаны произошел какой-то резкий поворот. Она почувствовала некоторое смущение. Почему Торгун ничего не сказал об этом?
— Он умер, — тихо ответил Магнус, морщинистое лицо которого омрачилось печалью.
— Так, значит, моя мать была не единственной вашей женой?
Магнус недоуменно посмотрел в сторону Торгуна, а затем вновь повернулся к дочери.
— Она вовсе мне не жена, а любовница. Когда твоя мать была здесь, моя жена Тири была еще жива. И хотя мое сердце принадлежало не ей, а твоей матери, Эйлин все же боялась ее. И она опасалась, что Тири сломает твою судьбу. Знай я, что она вынашивала тебя, я бы ни за что не позволил ей уйти.
Откровения Магнуса поразили Бретану.
— А вы были потом женаты на другой? — Пораженная всем услышанным, она встала с кресла.
— Да, — ответил Магнус, напрасно пытаясь найти на выражении лица дочери хоть какой-то намек на понимание. — Да, с тех пор прошли уже многие годы. Уж потом, после смерти Тири и моего сьюа Ингвара, я оставил всякую надежду на то, что найду Эйлин. Я подозревал, что она уехала в Англию, но не знал куда именно. Как мог ненавидимый всеми иностранец искать ее во враждебной стране? Откуда мне было знать, жива ли она вообще? И только когда я купил у фризских торговцев эту подвеску, у меня появилась надежда, что моя любимая и наша дочь, может быть, все еще живы.
— И что они не сказали Вам, что убили ее? — Вопрос этот звучал как обвинение.
Тень отчаяния набежала на лицо Магнуса, и он опустил голову.
— Думаю, что так оно и было, но, видя, как она мне дорога, фризы отрицали это. Я ни в чем не был уверен, вот до этого самого момента.
— Подвеска вернулась к вам семь лет назад. — Бретана была слишком беспощадна, чтобы выразить хоть малейшее сочувствие сидящему перед ней старику, который был в крайне подавленном состоянии.
— Да, — мягко и примирительно согласился тот. — Но, увы, человек со временем не становится умнее. Тогда Ингвар был еще жив. Теперь он лежит в чужой земле, сраженный беспощадным вражеским мечом. После его смерти прошлой зимой мои мысли вновь обратились к ребенку, который теперь должен стать моим наследником. Если ты простишь мою глупость, то это будет благим даром старому, больному викингу. Но даже если в твоем сердце и не проснется милосердие, то и тогда все, что у меня есть, будет твоим, дочь.
Бретана не могла дать ответа, которого с трепетом ожидал ее отец. Достаточно и того, что ей предложили большое наследство, которое она так презирала какой-то месяц тому назад. А теперь этот старик просит у нее прощения. И за что? Да ведь она сама незаконнорожденная. Это такой стыд, такой стыд, что она и не знала, как же быть?
Мысли одна другой запутанней, причудливое сочетание гнева и страха, проносились в уме Бретаны. Больше всего она хотела бы освободиться от этого неожиданно свалившегося на нее бремени. О, каким благом было бы возвращение ее к простоте прежней, пусть и со всякого рода неприятностями, жизни в Глендонвике. Да, но тогда не было бы Торгуна.
Даже если бы Бретане удалось бежать, как Эйлин, ее любовь была бы погребена под той постыдной сделкой с Эдуардом. Внезапно Бретана осознала, что Торгуя должен был знать ибо всем этом.
— Ты… — Она растерянно посмотрела на него. — Ты ничего не сказал мне об этом?
Торгуй опасался ее гнева по поводу того, что он скрыл от нее подлинное положение ее матери. Дело в том, что когда он поведал ей невероятную историю ее родителей, то понял, что лучше не поправлять сложившихся у нее искаженных представлений по этому вопросу. Пусть думает так, а не иначе, пока сама не свыкнется с этой новой для нее мыслью. И вот теперь (и это его очень беспокоило) щеки Бретаны пылали гневом еще от одного неожиданного предательства.
— Я же сказал, что Эйлин была любовницей Магнуса, но ты многого не поняла, и я подумал, что это даже к лучшему. Я же знал, что ничего кроме боли это тебе не принесет.
Да, он прав. Теперь она понимает причину молчания Торгуна. В отличие от Магнуса, хладнокровие и бессердечность которого сначала превратили ее мать в рабыню, а потом и в беглянку, Торгун думал только о ее спасении. Эта попытка, хотя и достойная по намерениям, теперь казалась просто смехотворной перед лицом ее теперешнего прямо-таки катастрофического положения.
Она прошла в дальний угол комнаты, сильно сжав пальцами виски, в которых усиливалась головная боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88