Если появлялась вакансия, того, кто ее должен
заполнить, выбирают остальные Певцы. Конечно, необходимы поэтическое и
сценическое дарование, но главное - та искра божья, что высекается при
ударе молота гения о наковальню славы, куда тотчас же попадает Певец. Что
до Ястреба, то еще в пятнадцать лет он прославился необычайно талантливой
книгой стихов. Он выступал с ними в университетах, однако широкой
известности добился не сразу, и поэтому, когда мы случайно встретились в
Центральном парке, был крайне удивлен тем, что я вообще о нем слышал (я
как раз провел тридцать славных деньков в качестве гостя города, а в
библиотеке "Гробницы" попадаются просто поразительные вещи). Это было
через несколько недель после его шестнадцатилетия. До официального
объявления его Певцом оставалось еще четыре дня, но ему уже сообщили о
предстоящем. До рассвета мы сидели на берегу озера, рассуждая о
свалившейся на его плечи ответственности. Спустя два года он все еще
остается самым молодым Певцом в шести мирах. Отметим: Певцу необязательно
быть поэтом, однако большинство из них либо поэты, либо актеры. И все-таки
в их список входят один докер, два университетских профессора, одна
наследница миллионов фирмы "Силитакс" (Пользуйтесь канцелярскими кнопками
"Силитакс!") и по меньшей мере два типа с такой сомнительной репутацией,
что даже вечно падкая на сенсации Рекламная Машина не пропускает сведения
о них дальше корректоров. Но независимо от своего происхождения, эти столь
разные восхитительно-живые мифы пели о любви и смерти, о смене времен года
и крахе иллюзий, о правительствах и дворцовой страже. Они пели перед
миллионноголовыми толпами и перед небольшими компаниями людей, и для
одинокого работяги, бредущего домой с городской верфи, и в глухих
закоулках, в уютных вагонах пригородных поездов, в роскошных садах на
вершинах Двенадцати Башен, на аристократическом званом вечере у Алексиса
Спиннела. Но с тех пор как возник институт, воспроизводить "Песни" Певцов
при помощи технических средств (включая публикацию текстов) строжайше
запрещено, а закон я чту, как чтят закон только люди моей профессии. И
потому вместо песни Льюиса и Энн предлагаю вам данное, пусть и
бессмысленное, разъяснение.

Песня оборвалась внезапно - и Певцы открыли глаза. На лицах их
отразилось то ли замешательство, то ли презрение.
Ястреб еще не очнулся; на губах его сияла слабая, удивительно
беззащитная улыбка восторга. Глаза Эдны сверкали. Я же... нельзя судить,
не видя себя со стороны; но было ощущение опустошенности, покоя и нежной
печали. Льюис и Энн пели неподражаемо.
Алексис очнулся быстрее других. Заботливо оглядев гостей, он снова
включил бар - и тот, рыча, обрушился на гроздья льда. Слушатели приходили
в себя, но аплодисментов не было, лишь восторженные возгласы шепотом и
приглушенно-тихий обмен впечатлениями. Регина Аболафия негромко заговорила
с Алексисом. Я попытался прислушаться, но мой бокал уже был готов.
- Да, благодарю... - перехватив портфель, я с улыбкой взял напиток.
Когда сенатор Аболафия отошла от Певцов, они взялись за руки, по-прежнему
глядя друг другу в глаза. Потом они присели.
Какое-то время я стоял один в кольце деревьев и слушал музыку: туш де
Лассуса в трех канонах, аранжированный запрограммирован для аудиосистем.
Вспомнилось: в последнем номере какого-то литературного еженедельника
отмечалось, что это единственный способ избавиться от необходимости
освоения тактовых перепадов, навязанных современной музыке пятью веками
ритма. Еще с неделю это будет модным развлечением на вечеринках.
- Простите...
Обернувшись, я увидел Алексиса. Руки его откровенно дрожали, словно
скучая по бокалу. Он был чем-то взволнован.
- ...но если верить нашему юному другу, у вас есть то, что могло бы
меня заинтересовать.
Я уже было приподнял портфель, но Алексис меня остановил. Богатый
выскочка.
- Не надо, не надо. Пока ни к чему. Даже лучше и вовсе не видеть. Я
хочу вам кое-что предложить. Разумеется, меня интересуют вещи, которые у
вас имеются, если только они в самом деле такие, как их описал Ястреб. Но
сегодня у меня в гостях человек, который может проявить еще большее
любопытство.
Это звучало странно.
- Понимаю, звучит это странно, - согласился Алексис, - но я подумал,
что вас может заинтересовать его цена. Я всего лишь чудаковатый
коллекционер, и деньги, которые я мог бы предложить, соответствует тому,
для чего я их стал бы использовать, то есть предмету бесед с такими же
чудаками - ввиду... ммм... характера покупки мне пришлось бы резко
ограничить круг своих собеседников.
Я кивнул.
- А вот мой гость нашел бы им куда более достойное применение.
- Нельзя ли узнать, кто этот гость?
- Право же... Ястреб уже указал мне на непростительную нескромность
расспросов... меня интересовали вы, но я понимаю, что... впрочем, в равной
мере нескромно судачить о любом из гостей... - он усмехнулся, - Но
несмотря на это, нескромность - вовсе не худший компонент горючего,
разгоняющего общественный механизм, мистер Харви Кадуолитер-Эриксон...
Он снова улыбнулся - теперь с видом заговорщика. Или - сообщника?!
Я _н_и_к_о_г_д_а_ не был Харви Кадуолитер-Эриксоном; с другой
стороны, Ястреб никогда не был несмышленышем. А прикинув, я вспомнил о
вольфрамовых магнатах Кадуолитер-Эриксонах из Тайтиса-на-Тритоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16