Ведет он себя в постели чудно: распустив пояс, придвигает к себе листки ханагами и начинает похваляться:— Видишь, как у меня дела процветают!Высыпает из кошелька, привешенного спереди на поясе, всего один бу и пригоршню мелочи, монеток тридцать с горошину величиной, и несколько раз пересчитывает напоказ. Невольно злость берет: какое ничтожество!Он со мной заговаривает, но я не отзовусь, сделаю вид, что живот заболел, и повернусь к нему спиной, будто засыпаю. Однако он против ожидания не отступается:— Знаешь ли, у меня целебные руки!И начинает растирать меня до рассвета. Растроганная до глубины души его добротой, обниму его, но тут вдруг слышится голос богача, его хозяина:— Уже утро настает, торопись-ка ты домой. Там уж, верно, заждались. Отправляйся делать прически.Богач без всяких церемоний велит моему гостю вставать с постели, и мое доброе чувство вновь исчезает. Значит, он и правда цирюльник на побегушках у хозяина. Зачем нам еще раз встречаться? И равнодушно отпускаю его.Пока я была тайфу и тэндзин, я не горевала о том, что это ремесло так презренно, но, с тех пор как я стала только ничтожной какой, меня грызла печаль, оттого, должно быть, что жизнь моя так переменилась. Мужланы мне были противны, гости среднего состояния меня не приглашали. Если же в кои-то веки мне доставался изящный кавалер, то с первой же минуты встречи на ложе он, подлец, терял весь свой лоск и грубо кричал:— Эй, дзёро, развязывай пояс!— Что это вы! Разве это такое спешное дело? Как же вы ждали десять месяцев в утробе вашей матушки? — пробовала я осадить его.А он, не дослушав, бросал в ответ:— Столько времени гостить в утробе мне еще не приходилось. С века богов и поныне шлюха, которой любовь противна, ни к черту не годится. Если ты на это жалуешься, то в чем затруднение? Скажи, что не хочешь, и я приглашу другую . Он так фыркал носом, что страх меня брал, но еще страшней было платить хозяину из своих кровных денег, если бы гость ушел.Вспомнив, что он из хорошего общества, я старалась извиниться поучтивее:— Прошу вас, простите меня, я сболтнула глупость! Уж очень я проста. Не знаю, как вы и оправдаетесь, если слух о нашей встрече дойдет до вашей постоянной тайфу.Такого рода любезности постоянно на устах какои.А если бы я начала говорить о тех гетерах, которые еще ниже, о хасицубонэ [59] один из низших и самых дешевых разрядов гетер

, то этому конца бы не было, да и слушать неинтересно.Но и у них есть свои установленные обычаем особые словечки для привета. Прежде всего гетера, цена которой три моммэ, вовсе не столь уж отвратительна. Она с достоинством приветствует гостя. Девочка-служанка в дешевом платье приготовит постель. Красиво сложив ханагами, поместит их наготове возле футона, крытого недорогим красным шелком. Зажжет масляную лампу и убавит огонь, оправит две подушки, пожелает спокойной ночи и выйдет через маленькую дверку.Да и мужчина, навещающий гетеру ценой в три моммэ, вовсе не всегда самый жалкий на свете бедняк. Иной, проматывая без пути свое состояние, решается войти в ворота веселого дома только под покровом глубокого мрака. Другой — приказчик состоятельного купца. Третий — самурай низшего ранга.Перед тем как лечь в постель, девушка, еще не развязав пояса, хлопает в ладоши, вызывая служанку:— Это платье как будто грязновато для постели, но сойдет, помоги мне переодеться в него.Чтобы для начала завести приятный разговор, она спрашивает, взглянув на рисунок на веере гостя:— Этот кугэ, что прикрыл свою голову рукавом [60] В поэтической антологии Синкокинсю (1205) есть стихотворение известного поэта Фудзивары Садайэ (1162— 1241):
Нигде ни единой сени,
Где б мог рукава стряхнуть я,
Остановив коня.
На снежной равнине Сано
Сгущается темнота.
Веер был украшен рисунком на тему этого стихотворения. Кугэ — титул сановника при Киотоском императорском дворе.

, наверно, тот самый, которому негде было стряхнуть снег с себя на голой равнине Сано?Мужчина в ответ:— Прижмись ко мне, я буду тебе верной опорой, а ты стряхни снег со своей нежной кожи… Можно мне к ней прикоснуться? — И начинается любовь.Если гость до самого своего ухода не спросит, как зовут девушку, то это уж непременно богатый горожанин.Чтобы завлечь такого гостя, девушка вздыхает при расставании:— Ах, когда же вы придете вновь к моему решетчатому окну и мы встретимся снова? — и провожает его долгим взглядом.Тут уж любой мужчина из тщеславия расхвастается перед своими приятелями, явится еще раз, и готово — попадет в ловушку.Заметив, что гость ее — простой слуга, девушка ахает:— Что же вы пришли одни, без слуг, в дороге ведь опасно одному?Нет на свете такого мужчины, который возразил бы на это:— Что ты, да у меня нет слуг! Опутает его лестью, а потом спросит:— Где ваш дорожный ящик? Я уложу в него ваше ночное платье.Гость уже не в силах сказать: «У меня нет слуг нести за мной дорожный ящик с вещами» — и в конце концов оставит ей платье в подарок.Дзёро ценой в два моммэ сама убавляет огонь в ночнике и, напевая популярные отрывки из Кидайю-буси [61] Отрывки из дзёрури (пьес для кукольного театра) в манере чтеца Кидайю (Удзи Кидайю). Текст дзёрури исполнял чтец особым напевным речитативом. Существовали разные школы исполнения дзёрури; отрывки из них получали большое распространение среди горожан в качестве популярных песен. Удзи Кидайю, современник Сайкаку, исполнявший пьесы его сочинения, положил начало одной из наиболее известных школ дзёрури. Кидайю-буси — отрывок из дзёрури в исполнительской манере школы Кидайю.

, застилает бумагой изголовье, чтобы не закапать его маслом из ночника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39