Очень медленно и осторожно Курт вновь положил ее голову на туалетный столик. Глаза принадлежали не Пауле — трупу. Долгое общение со смертью, пусть и много лет тому назад, научило его, что «бренные останки» обладают одной особенностью: перестают быть тем человеком, которого все знали.
Он поднял руки, потер глаза.
Как? Почему?
Курт наклонился, взялся за руку Паулы, развернул ее ладонью к себе. Долго смотрел на разрез на запястье. Теперь понятно как. Из груди его вырвалось рыдание. Но почему? Сможет ли он когда-нибудь понять почему? Он отвернулся, даже не заметив прикрепленной к зеркалу записки, спустился вниз, не обращая внимания, что оставляет кровавые следы на полу и ступенях. В гостиной схватил телефонную трубку, уничтожая отпечатки пальцев, оставленные Риком, когда тот звонил Дебби, сидевшей в телефонной будке на Линда Виста-роуд.
Набрав номер телефонистки, Курт попросил соединить его с шерифом.
Глава 6
Помещение, где убивали, пропиталось запахом крови. Повсюду жужжали мухи, и горячий воздух Северной Африки, казалось, источал заразу. Козы, сгрудившись, блеяли у деревянного пандуса, заканчивающегося дверцей, через которую животные могли пройти только поодиночке. Другого выхода из загона не было.
— Показываю еще раз, — объявил старший мясник, араб с мягкими, интеллигентными чертами лица.
Он схватил козу за хохолок между рогами, повернул голову вверх и влево, продемонстрировав полдюжине мужчин в военной форме ее шею. Коза смотрела на них ничего не выражающим взглядом.
— Шея... так, — продолжал мясник. — Потом нож... так!
Нож с широким, обоюдоострым лезвием сверкнул как молния. По телу козы пробежала дрожь, копыта забарабанили по полу. Араб отступил на шаг, протянул к зрителям руку с ножом. Взгляд козы не изменился, но на них смотрели уже мертвые глаза.
Никто не выступил вперед, чтобы взять нож. Лейтенант, как и они, мокрый от пота, откашлялся. Но все равно заговорил писклявым голосом:
— Перерезать врагу горло — самый быстрый способ покончить с ним. С манекенами вы все расправляться научились. Вот вам хорошая возможность... гм... показать свое мастерство на практике.
Рядовые молчали, не двигаясь с места. Отреагировали лишь мухи, слетаясь на свежую кровь. Наконец вперед выступил Курт — в свои семнадцать самый молодой из всех. Почему нет? В бою-то раздумывать не придется. Или ты, или тебя, не так ли?
— Дайте мне нож.
В помещение запустили другую козу. Курт глянул в ее спокойные, темные глаза и отвернулся. Схватился за жесткие волосы, задрал голову козы вверх и влево, как показывал араб.
— Хорошо... хорошо... — ободряюще кивал старший мясник.
Курт ударил ножом. Коза, с недорезанной шеей, вырвалась из руки Курта. Кровью из широкой раны окатило всех, Курту горячая соленая струя ударила в рот.
Коза остановилась, опустила голову, ноги ее подогнулись. Потом заблеяла, только звук шел не изо рта, а из горла...
Курт застонал и перекатился на спину, начал тереть рот ладонью. Весь в испарине, он открыл глаза, уставился в потолок кабинета.
Вновь заблеяла коза, нет, зазвенел дверной звонок. Слава тебе Господи, подумал Курт. Ему уже много лет не снились военные кошмары. Почему Паула не открывает дверь? Почему...
И тут он все вспомнил.
Перекинул ноги через край кушетки. Сел, с трудом подавил подкатившуюся к горлу тошноту. Нога его сшибла пустую бутылку, покатившуюся по полу. Ну конечно, он же пил весь день. Пока, должно быть, не отключился.
Опять звякнул звонок. Курт с трудом поднялся, постоял, пока не перестала кружиться голова. Заснул он, не раздеваясь, даже не сняв ботинки. Отключился. А Паула умерла.
Паула мертва. Чертов звонок все не унимался. Наверное...
Пошатываясь, он спустился вниз, подошел к двери, распахнул ее. На пороге стоял высокий мужчина, незнакомый.
— Может, вы помните меня, профессор? Монти Уорден. В пятницу вечером я приезжал к вам по команде шерифа.
— Ну конечно, — Курт отступил в сторону, пропуская копа в дом. Постепенно он начал приходить в себя. — Детектив-сержант Уорден, так?
Уорден, понял он, заехал к нему сразу после утренней службы в церкви. В темно-синем костюме в серую полоску, в тщательно подобранном — вероятно, женой — галстуке. Высокий, шесть футов и два дюйма, на четыре дюйма выше Курта, с кулаками-кувалдами, могучей шеей борца. А серые глаза светились грустью и пониманием, при этом все видели и ничего не упускали. Такими глазами смотрели на жизнь солдаты, прошедшие не одно сражение. Коп прошел в гостиную.
— Присядьте, сержант. Вчера я выпил слишком много вина и прошлой ночью...
— Да, красное вино может ударить в голову...
Значит, эти наблюдательные глаза заметили бутылку, оставленную Паулой на кофейном столике в пятницу.
— Чай, кофе...
— Если можно, чай.
Устроившись на кушетке, Уорден вытащил из кармана и протянул Курту конверт из плотной бумаги:
— Ее предсмертная записка. Экспертам она больше не нужна.
Курт унес конверт на кухню, налил в чайник воды, поставил его на плиту и только тогда развернул записку. В пятницу ему записку не дали. Он отметил, что рука Паулы, в которой она держала ручку, не дрожала.
Курт, дорогой!
Это традиционная записка, с привкусом грусти, приличествующей подобным ситуациям. Пожалуйста, пойми, я делаю это из-за непереносимого для меня лично, вне связи с нашей супружеской жизнью. Я бы хотела обставить все по высшему разряду, как достопочтенный консул Византии, — под непринужденный разговор, чтение стихов, — но времени нет, ибо я не хочу, чтобы меня вернули с полпути. Это было бы отвратительно. Мы счастливо прожили все эти годы, дорогой, так что постарайся забыть о финале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58