— Мне очень понравился твой нервный срыв.
— Я старалась.
— Распишись здесь. И здесь. Ты свободна. Завтра придешь в отделение милиции по месту жительства и будешь там отмечаться до окончания следствия.
— Так просто?
— Сколько тебе осталось до шестнадцатилетия?
— Девять месяцев. А что?
— Если ты успеешь сделать все, что задумала, до своего совершеннолетия, я признаю тебя самой гениальной злодейкой нашего времени.
— Ой-ой-ой!.. И что тогда будет?
— Я возьму тебя к себе на работу.
— В психушку?
— Нет. В прачечную.
Запись закончена в шестнадцать сорок три”.
* * *
Следователь Лотаров достал из кармана тщательно свернутый платок.
Осторожно отогнул уголок, набрал воздуха, оглушительно высморкался, приладил уголок на место, убедился, что тот приклеился, и, удовлетворенно кивнув, положил платок обратно в карман.
Пенелопа достала сигареты.
— В моем кабинете не курят! — тут же злорадно сообщил Лотаров.
Пенелопа сглотнула подкатившую от манипуляций с платком тошноту, убрала сигареты в сумочку, а с зажигалкой баловалась, доведя следователя металлическим клацаньем до легкого раздражения. Раздражение это проявилось сначала в осуждающих взглядах, потом — в перекладывании бумаг на столе, а в конце Лотаров опять достал платок из кармана, попробовал отлепить недавно склеенный уголок, н? смог и высморкался в середину платка.
— Пенелопа Львовна, — заявил после этого следователь, — видите, что получается: у меня аллергия на ваши духи!
— Я вас умоляю, — лениво заметила Пенелопа и покосилась на часы.
Часы показывали без десяти четыре. Рабочий день у следователя Лотарова сегодня до пяти тридцати. Если не повезет и его не вызовут по срочному вызову, то сидеть ей здесь еще долго, каждые пятнадцать минут отказываясь от чая из подозрительного стакана, и гнать подальше воспоминание о носовом платке следователя, который он засмаркивал три дня назад, тот же это платок, или…
Нет, так не годится. Пенелопа определила себе время до половины пятого.
Расслабившись на стуле, вытянув ноги и скрестив их, она, чуть покачивая острым носком правой туфельки, постаралась направить сморкательный потенциал и сосредоточенность Лотарова в нужное русло.
— Девчонка неплохо образована, артистична и имеет неуемное воображение.
Тип неврастеничного шизоида с отклонениями в гениальность. Годам к тридцати, после третьего развода, засядет писать романы.
— И что, — поинтересовался следователь после продолжительного молчания, — ничем больше, кроме как написанием любовных романов, эта психованная человечеству не угрожает?
— А это смотря в чьи руки она попадет. Я предложила спонтанный вариант ее будущего, а вы, судя по всему, готовы засадить ребенка в исправительное учреждение года на два и тем самым в дальнейшем изрядно уменьшить процент раскрываемости по особо тяжким и мошенничеству.
Шевеля губами, следователь переварил полученную информацию и поинтересовался, как же это следует понимать? Если судмедэксперт угрожает, то почему перед ним на столе лежит такое странное заключение по результатам обследования несовершеннолетней девочки Алисы? Такое, можно сказать, успокаивающее? А если Пенелопа Львовна позволяет себе критиковать методы наказания, употребляемые судебной системой в нашей стране, то ей следует помнить, что она…
— Что она является винтиком этой самой судебной системы и должна относиться к ней с почтением и здоровым прагматизмом, — закончила Пенелопа за следователя уже заученную наизусть фразу. — Я работаю в этой самой системе по совместительству, — зевнула она и перекинула ноги, теперь легко покачивалась левая туфля.
Следователь поинтересовался, знакома ли работающая по совместительству Пенелопа Львовна с материалами дела? Пенелопа покивала головой и опять зевнула.
Замахав на нее вдруг рукой, открыв угрожающе рот, следователь наклонился под стол, где благополучно чихнул. Пенелопа закрыла глаза и терпеливо выждала сморкание в заветный платок, отслеживая про себя все звуки.
— Я хочу знать, что это за духи такие, — взял следователь ручку.
— Зачем? — открыла глаза Пенелопа.
— Видите платок? — Лотарову удалось быстрым движением вытащить из кармана платок и протянуть его через стол, прежде чем Пенелопа отшатнулась. — Никогда в жизни не пользовался. А этот специально ношу для встреч с вами. Я направлю духи на санитарную экспертизу.
— Сто двадцать долларов за флакон.
— Ладно, проехали, — сдался следователь. — Как бы вы меня описали? — вдруг спросил он.
— Описала? — удивилась Пенелопа.
— Ну да, — Лотаров постучал по папке с делом Алисы К. — Вот тут у вас есть подробное описание внешности обследуемой и ассоциации, которые у вас эта внешность вызывает. А как бы вы меня описали?
На часах — четыре пятнадцать. Пенелопа в тоске смотрит на руки Лотарова, любовно разглаживающие платок.
— Честное слово, — вздыхает она, — не знаю, зачем вам это надо. Если потребуется в ходе какого-то расследования…
— А чтобы решить раз и навсегда — насколько я могу доверять вашим психологическим зарисовкам, — перебивает ее Лотаров.
— Ладно, я попробую. Мужчина сорока — сорока пяти лет, склонный к полноте, с необычайно густой вьющейся шевелюрой до плеч. Особое внимание на круглом лице со здоровым румянцем привлекают усики, за которыми наш герой, вероятно, ухаживает с исступлением холостяцкого одиночества: непосредственно под носом уточкой они густые, но потом постепенно сходят до тонких, загнутых кверху кисточек, что придает пухлому розовощекому лицу оттенок кошачьей хитрости. Не знаю, стоит ли добавить, что на этом оформление брезгливо изогнутого рта не заканчивается:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17