— Что ты читаешь? — он совсем не удивился или удивился, но не подал виду.
— О бессознательном, — честно ответила я. — Я хочу понять, почему вдруг за одну секунду могу представить и понять очень много всего, а иногда за целый день не в состоянии решить задачу по химии.
— Поняла? — кореец пытался стащить шарф, для чего оттянул в сторону его конец, и стал задыхаться.
Он был пьян. Вот это неприятность, черт бы его побрал. С пьяным говорить не о чем, а время уходит!
— Я поняла, что бессознательное проявляется в импульсивных действиях, а сознательное всегда имеет цель. Правильно? — нужно выяснить степень его вменяемости.
— Детка, не захламляй мозги, — кое-как справившись с длинным шарфом, посоветовал кореец. — А уж если ты занялась этим, то для начала научись систематизировать знания. Сис-те-ма-ти-зи-ро-вать! — продекламировал он по слогам„а на последнем — стукнул по столу кулаком. — Что это у тебя тут? — открыв крышку сотейника, он некоторое время удивленно таращился на курицу. — Бессознательное, оно, понимаешь, оно бывает разное. Вот, к примеру, ты вытираешь свою грязную попку после того, как покакала. Ты это делаешь автоматически, то есть неосознанно, потому что это действие формировалось у тебя в мозгу под контролем сознания, оно формировалось, формировалось…
Я встаю, подхожу к усевшемуся за стол корейцу и пытаюсь снять с него длинное пальто.
— Да! — вдруг дергается он и грозит мне пальцем. — А когда оно окончательно сформировалось, твое сознание как бы перестало заниматься этим действием…
— Каким действием? — я с силой тяну на себя рукав.
— Вытиранием грязной попки, ты что, не слушаешь? Это действие стало автоматическим, сознание больше не работает над его функцией. У маленьких детей, к примеру, нет ранее осознанных действий, им ко всему приходится привыкать впервые, а с возрастом человек сталкивается с настоящей проблемой — неосознанный мир!.. — Туг кореец встал и развел руки в стороны, чтобы показать необъятность этого самого мира, и мне удалось стащить второй рукав. Пальто упало на пол. — Неосознанный мир, твои неизвестно откуда появившиеся страхи и никогда ранее не проявляющиеся желания насильственно вторгаются в тебя! Что это валяется на курице? Желто-синюшного цвета…
— Это маринованные сливы. Я запекла курицу с маринованными сливами и базиликом.
— Фу!.. — отвернул лицо кореец.
— Ничего не “фу”! Очень даже вкусно. Зачем ты напился?
— Бессознательно, — осклабился мой отчим, вероятно, сочтя такой ответ очень остроумным. — Поступок считается сознательным, когда он является выражением замысла или определенной цели. А у меня не было этого самого замысла, ну абсолютно!
— Ладно, не огорчайся. Вот послушай, тут написано, — я прочла, водя пальцем по странице:
— “Абсолютной меры сознательности нет!..”
— Она меня еще учить будет! — возмутился кореец, взял бокал и посмотрел сквозь него на свечу. Потом на меня. Его странно преобразившийся сквозь стекло глаз проплыл чудовищной продолговатой рыбкой.
— Ты напился в театре, — укоризненно заметила я.
— Нет, — не удивился кореец. — После. Я был на балете какого-то француза, и ты только представь! Оказывается, Герман в “Пиковой даме” умер от любви к старухе! У него разорвалось сердце от неестественной животной страсти, а совсем не от тройки-семерки-туз! Детка, извини, мне надо в ванную… Нет, не ходи за мной, я буду блевать, как это ужасно все-таки, как это глупо…
Когда он вышел из ванной, в халате и с мокрыми волосами, взгляд его стал более осмысленным.
— Ты напился от отвращения?
— Мне вчера приснилось, что ты умерла.
— Не дождешься.
Напольные часы пробили один раз. Мы посмотрели на циферблат, потом — друг на друга.
— У тебя остался один свободный крюк, да? Восьмой? Чувствуешь приближение конца? Ты ведешь в театр женщину, а она тебе не нравится, потому что тебе нравлюсь я, и ты пьешь потом в какой-то дешевой забегаловке, чтобы опуститься до блевотины, ты, который так ценит хорошие вина!
— Какой крюк? — искреннее удивление в опухших глазах. — Что ты несешь?
— Ты меня не получишь!
— Иди спать.
— Я тебя уничтожу!
— Выпей успокоительное. Запрись на ключ. Подвинь к двери комод! — отчим подошел, взялся за подлокотники кресла, на котором я сидела, приблизил лицо к моему и закончил шепотом, дохнув запахом зубной пасты:
— Я проберусь по стене летучей мышью! Я повелитель ночи! — потом вздохнул и закончил устало:
— Лиса, иди спать.
Утром я получила чашку кофе в постель и виноватый взгляд в придачу.
— Сегодня суббота, — сказал отчим, — если тебя не ищут, давай гулять и веселиться.
— Ищут?
— Если ты не сбежала, а отпущена официально.
— Помнишь медсестру, которая тебя перевязывала?
— Да. Нет… Помню, что была медсестра, помню, что она меня волокла в машину, а какая она — не помню.
— Она молодая и почти блондинка. Давай найдем ее и поблагодарим.
— За что?
— Она хорошо написала обо мне в объяснительной следователю, честно. И про то, что я предупредила доктора, и про соседку. Напиши она чуть-чуть по-другому, меня бы не выпустили.
— Ладно, — кивает, подумав, кореец, — а как? Я беру с тумбочки листок бумаги.
— Вот, вчера узнала на “Скорой”. Ее зовут Мазарина Рита. Она сегодня дежурит. Купим конфеты и розы, встретим после работы.
— Давай все-таки позвоним и договоримся.
* * *
“…не говоря ни слова, схватил ее за пояс, поднял и, посадив на лошадь, увез к себе в замок.
— Я хочу, чтобы ты была моей женой. Ты больше не выйдешь из моего замка…”
В половине пятого, хрустя целлофаном, укрывающим безобразные высокомерные розы, мы сидим на скамейке в сквере, и я начинаю сомневаться в правильности того, что затеваю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17