Обеими руками я потянулась к разорванному вороту рубахи и вцепилась в крест. Слова молитвы не шли на ум. Оборотни тихонько подвывали. От них пахло смертью.
– И молил Орей, где звенела сталь,
Где звенела сталь да где главы с плеч, –
неуверенно начала я.
Оборотни притихли. Кажется, сказка об Ореевом мече им понравилась. Стараясь не сбиваться и не путать слова, я продолжала. Главное, не забыть тех последних строк, которые напела мне Дарина в Ведьмачьей яме…
Хрол подошел совсем близко. Его взгляд устремился на мои губы. Желтые пронзительные глаза ловили каждое слово. Меня затрясло. «Не останавливайся», – приказала я себе и зажмурилась. Хрол шумно вздохнул и отошел. Песня об Ореевом мече закончилась. Хлебнув глоток воздуха и по-прежнему не открывая глаз, я завела другую – о могучем племени анаров, которые жили в горах и умели превращаться в соколов… За ней еще одну, о князе-оборотне Славене, построившем город Славенск. Потом о волхве, предрекшем верную смерть Вещему Олегу…
Голос срывался и хрипел, ноги не держали. Привалившись к надгробию, я запела последнюю песню. Я знала, что она будет последней не только в эту ночь, но и в моей жизни. Потому что больше петь я не смогу… Оборотни довольно зарычали. Или мне так показалось… Последнее слово сорвалось с моих губ и утонуло в их рыке.
– Все… – выдохнула я и упала. Ускользающее в темноту сознание еще уловило приближающиеся легкие волчьи шаги, смрадное звериное дыхание у горла и полный ненависти к человеческому племени звериный вой.
36
Откуда-то послышались голоса и звон железа.
– Девка! – воскликнул удивленный мужской голос, а потом Журкин завопил:
– Найдена!!!
– Ты ее знаешь? – спросил кто-то, и Журка ответил:
– Знаю. Вместе шли из Вышегорода.
Открывать глаза мне не хотелось. Журки тут не могло быть. Это оборотни наслали наваждение. Поверю – и вновь увижу их жуткие желтые глаза.
– Найдена, Найдена, да что же с тобой? – Чьи-то теплые руки бережно подхватили меня за плечи.
– Ты погляди, ей всю рубаху порвали, – сказал кто-то.
Я отважилась посмотреть на говорящего. Вокруг стояли незнакомые мужики с лопатами и вилами в руках.
– Очнулась, – удовлетворенно сказал ближний, бородатый, с густыми, сросшимися на переносице бровями. – Слава Богу, а я-то думал…
Я повернула голову. Сбоку, придерживая меня за плечи, сидел Журка.
– Волчищи-то были матерые… Ты, девка, Божьей помощью спаслась, – переговаривались мужики.
– И как тебя сюда занесло? – спросил бородатый.
Я попробовала ответить, но лишь жалко засипела.
– Голос сорвала, – понял мужик. – Не мудрено. Ты так орала, что даже в деревне услышали. Ну ничего, оправишься.
«Не орала, а пела», – мысленно возразила я, почему-то не чувствуя радости от спасения. Хотелось спать.
– Эй, девка, ты не смей! Держись! – долетел откуда-то издалека тревожный голос бородатого.
«Я держусь», – беззвучно ответила я ему.
– Давай вставай, пойдем понемножку. – Журкины руки потянули меня вверх.
Я попыталась опереться на колени, но не смогла. Ноги не держали.
– Дай поспать, – прошептала я Журке, – потом пойдем.
Он склонился к моим губам:
– Что? Что ты сказала?
Я устало мотнула головой. Язык во рту ворочался с трудом, словно тяжелый мельничный жернов. Все-таки я нашла Журку. Или он меня… Хорошо…
– Ты… – шепнула я, – здесь…
Журка как-то жалко скривил губы и всхлипнул. Плачет? Не надо… Я встану, если так нужно… Пойду с ним…
С третьего раза, с Журкиной помощью, мне удалось подняться.
– Ты, девка, молодец, что кричала, – подхватывая меня под мышки, сказал бородатый. – Волков нынче много развелось. Оголодали после зимы, ничего не боятся. Ходят прямо под окнами, поджидают. Иные бабы, как увидят их, голос теряют, а ты молодец…
– Мы сперва услышали вой волков, – перебил Журка. – А потом Кондрат и говорит: «Что-то там не так, вроде человек кричит, на помощь зовет». Мы из избы выскочили, глядь, а мужики уже кто с чем бегут к погосту. «Волки, – кричат, – волки на человека напали!» Мы за ними. А тут – ты…
– Волки и впрямь лютые оказались, – негромко добавил кто-то из бредущих позади. – Гремишь, стучишь, бежишь на них, а они ни с места. Только когда Архип лопатой в одного кинул, сорвались и будто сгинули. Опоздай мы чуток, тебе не жить…
– Верно, верно, – поддержали его.
Я не слушала. Никогда раньше не думала, что ходить так трудно. Ноги цеплялись за все кочки и выбоины, голова моталась из стороны в сторону, словно цветочный бутон на тонком стебле, а глаза закрывались сами собой.
– Потерпи еще немного, – выплыл из тумана Журкин голос.
Я постаралась проснуться. Деревянная дверь… За ней – темнота, запах сена, мычание, еще дверь…
– Пока уложи ее, а после выходи. Покуда мужики в запале, нужно решать, что с волками делать, – послышался голос бородатого Кондрата. – А то потом следов не найдем.
– Приду, – ответил Журка и потянул меня в клеть.
Там оказалось тепло и светло. На глиняном полу в ворохе сена сидела худая высокая женщина. Она растерянно моргала и стягивала на груди темный платок. За ее плечом испуганно хлопал глазенками мальчишка лет трех.
– Принимай, Марьяна, гостью, – сообщил Журка.
Женщина улыбнулась ему, а потом разглядела меня и всплеснула руками:
– Ой, лишенько!
– Это ее волки так потрепали. Еле успели отбить, – укладывая меня на душистое сено, сказал Журка. – Пригляди за ней. А меня Кондрат ждет.
Журка вышел. Марьяна засуетилась у печи, то и дело оглядываясь на меня и вытирая руки о застиранный подол серника. Мальчишка подошел и заинтересованно заглянул мне в лицо. В блестящих детских глазах появилось мое отражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96