— Не могу…— Сможешь.— Алеша! Так же нельзя. Это не по закону.— Тебе сказано: со мной на закон не надейся…— Леша, я понял. Но такой разговор надо вести не здесь. Может поставишь сотку?Алексей подумал. Сотка — сто граммов водочки — для Козлика не много, но вгонять его во хмель не хотелось.— Пиво пойдет?— Две кружки.Пристрастие Козлика к пиву в квартале знали все. Один раз его на этом накололи по крепкому. Поставили кореша за углом пивнушки бутылку «Жигулевского» и отошли понаблюдать. А чего наблюдать? У Козлика глаз наметанный, прицельный. Он эту бутылку сразу же закнацал, короче заметил и углядел. Сделал легкий финт, чтобы со стороны не заметили ничего подозрительного, подхватил тару и за угол. Там зубами сорвал железную пробку и в один большой глоток без отрыва высадил все, что было. Губы отер и только потом понял — моча. Кореша подлетели к нему, как голуби на пшеницу, а Рудик глазом не повел:— Ну, хорошо! Отпад, да и только!Так и сосклизнул розыгрыш. Сами мужики в бутылку по очереди пенку гнали, а все равно усомнились. Очень уж натурально Рудик им свой кайф представил.— Куда идем? — спросил Алексей, предоставив почетное право выбора Козлику.— В гадючник.«Гадючник» — небольшая забегаловка в годы советской власти служила прибежищем для местных алкашей. Теперь, попавший в частные руки, павильон был переименован в бар «Меркурий». В лучшем стиле современности у дверей появились два вышибалы в серых форменных костюмах с полицейскими дубинками. Однако прожженных хануриков отвадили от «Меркурия» не костоломы, а зубодробительные цены. Та же порция водяры, которую можно схватить в любой палатке, здесь стоила в три-четыре раза дороже. А вы видели алкаша, который не блюдет своего интереса?Завидев Козлика, вышибала начал выразительно покручивать в руке дубинку. Но Козлика это не смутило. Он большим пальцем правой руки через плечо указал на Алексея. И своим знаменитым козлиным голосом торжественно проблеял:— Я с ним.Костолом на глаз определил уровень кредитоспособности Алексея и отошел в сторону, освобождая проход.Они выбрали место в сумерках дальнего угла. Алексей шлепнул на стол три десятитысячные бумажки.— Сходи.Козлик трусцой двинулся к стойке. Зато назад с двумя кружками шел торжественно, как знаменосец на армейском параде.Подойдя к столу, он поставил пиво и сел напротив Алексея. Плотоядно облизал губы, потом взял кружку и подул на пену.— Ты слыхал, что у меня брат погиб? Николай.— Жалко, я его знал. — Козлик шмыгнул носом.— У кого он брал наркоту?Узкое личико Козлика пошло морщинами, как меха гармошки, нос ещё больше съехал на бок. Глаза сплющились, заслезились. Голос задрожал, стал совсем неразборчивым. Алексей пытался понять сказанное, но не мог, как если бы беседовал с вьетнамцем. У него был случай, когда в городе вежливый сын Ханоя, ласково улыбаясь, спросил:— Иде улис дюбалюба?Алексей догадался: спрашивают об улице. Но какая в Москве именуется Дюбалюбой он не знал. И только позже выяснил — так азиаты произносили название улицы Добролюбова.Перевести на русский бормотание Козлика оказалось не легче, и Алексей потребовал, чтобы тот это сделал сам.— Алеша, — допив первую кружку сказал Козлик, — я понимаю — брат погиб — это плохо. И все же — смирись. Не лезь в это дело. Если они заметят тебя, считай — конец. Для них убить, что раз плюнуть. Ты будешь не первый и не последний.— Они не узнают.— Узнают.— Ты настучишь?— Пошел ты! Настучу — меня уберут сразу. Они не терпят, чтобы кто-то засветился.— Тогда откуда станет известно?— Глаза найдутся. И продавцы и мент — кто угодно на них сработает.— Хорошо. — Алексей резко отодвинул кружку, к которой Козлик протянул руку. — Я думал с тобой по хорошему. Ты не понял. Делаю вывод: это ты сунул Николке отраву. Теперь дошло? — Он перехватил правое запястье Козлика и сжал, одновременно скручивая его.Козлик жалобно пискнул.— Падла буду, не давал. У меня только расслабуха… крутого кайфа нет…— Я спросил, у кого он брал? Ты это должен знать.— Леша, только я тебе ничего не говорил. — Козлик загнусавил сильнее обычного. — Не заложишь?— Забито. Мне ты ничего не говорил.Козлик быстро схватил кружку, подвинул её к себе, поднес к губам и в два жадных глотка высадил до дна.— Ты знаешь Власиху? Это она, клянусь под честное слово!Кто же в их микрорайоне не знал бабку Власиху, богомольную старушку, при Советах втихую торговавшую деревенским первачом-самогоном, при Горбачеве перешедшую на сигареты и, как выясняется, теперь промышлявшую наркотой.— Где она банкует?— На хазе… только я тебе ничего не говорил. Надо ей позвонить и сказать: «От Ахмеда».— Кто такой Ахмед?— Я знаю, да? Не скажешь, она тебе и дверь не откроет…Слово Ахмед подействовало безотказно. Власиха так верила в надежность пароля, что тут же открыла дверь и спросила:— Что берем?Алексей, не ожидавший такого напора и приготовившийся к долгим объяснениям что ему надо и как он тут оказался, на мгновение растерялся. Под немигающим взглядом Власихи брякнул первое, что пришло на ум:— Интересуюсь колесами… — Алексей вытащил из кармана бумажник.— Имеется.Алексей огляделся. Комната производила приятное впечатление. Из прихожей в неё вела ковровая дорожка — новая, чистенькая. Окно, выходившее во двор, сверкало зеркальной промытостью. В красном углу висела икона свежего письма в золоченом киоте с изображением благостного лика Николая Угодника.Власиха прошмыгнула на кухню, загремела металлическими банками.Все ещё держа в руке деньги, Алексей подошел к двери и заглянул внутрь. Власиха лихорадочно снимала с полки жестяные коробки с надписями «Мука», «Крупа», «Фасоль» и ставила их на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97