— Ты и решай. А я буду думать, как мне получить недельную выручку. Если я не буду следить за прилавками, мои служащие обдерут меня, как липку. Завтра утром эти слюнтяи из Партии должны быть у меня, или мы взорвем все к чертовой матери.— Сколько человек тебе надо?— Всех, — сказал Брандт.— А что ты собираешься с ними делать?— Сначала устроить хорошую головомойку. А потом повесить.— Но это противозаконно, — сказал Римо.— Плевать мне на закон. Эй, там, не трогайте бумагу! Плевать на закон.Они оскверняют нашу церковь, и закон позволяет им это. Но меня бесит еще больше то, что на них смотрят люди со всего мира и думают: вот они какие, индейцы. Мы должны прекратить безобразие. Они нужны мне все до единого человека. Хороший партиец — мертвый партиец.— Может, тебе хватит Пети и Косгроув?— Нет. У меня трещит башка от танцев и пения Косгроув. А Пети будет так пьян, что не почувствует, что его повесили. Мне нужны и все остальные.— Ладно, я постараюсь. Но что, если у меня не получится? Вообще-то твоя пушка стреляет?— Хочешь поспорить?— Как это пушка, из которой никогда не стреляли, может выстрелить?— Из нее стреляли, — сказал Брандт.— Да?— Целый год раз в неделю.— А для чего?— Мы купили ее у военных. Мы смотрели в теленовостях на все эти демонстрации и безобразия в городах и решили, что они могут докатиться и до нас. Мы должны быть готовы защитить наш город от мятежников.— Вот бы взглянуть на эту пушку, — сказал Римо.— Сначала ты услышишь ее. Завтра утром. А потом, если ты будешь здесь, я покажу ее тебе. Слушай, парень со смешным именем, они нужны мне все.До единого.— Хорошо. Ты их получишь, — пообещал Римо.— Не трогайте туалетную бумагу! — заорал Брандт, отворачиваясь от Римо и угрожающе надвигаясь на шестидесятилетнюю индеанку в джинсах и мокасинах. Она подождала немного, затем швырнула в него упаковку бумаги и пошла к выходу.Римо оказался на солнечной улице, испытывая к себе глубокое отвращение. Доставить одного человека в нужное время и в нужное место — для этого требовалась лишь определенная изобретательность. Но доставить Брандту сорок человек среди бела дня — дела явно невыполнимое.Римо зашел в небольшой муниципальный парк с аккуратно подстриженными газонами и цветами, посаженными в геометрическом порядке, в центре которого возвышался большой деревянный памятник ветеранам Апова. Он сел на скамейку и задумался.Парк и супермаркет «Биг Эй» находились на самом краю плоскогорья. В полумиле оттуда Римо мог различить монумент и церковь Вундед-Элк.Гнев индейцев Апова вполне справедлив. У них есть гордость. Они гордились собой и своей страной. И парк, где он сидел, был основан а память тех, кто погиб на войне. Индейские ребятишки играли среди пулеметов, установленных на бетонном цоколе, и пушек, наполовину вросших в землю. Был там и танк без башни и гусениц. Радостные детские голоса звенели в прозрачном воздухе.А внизу, в церкви, собралась всякая шушера, называющая себя революционными индейцами. Мошенники без чести и совести. Дрянные артисты, дурачащие прессу и правительство, которым в один прекрасный день поверит вся страна. Сначала все подумают, что они просто чокнутые. Но власть прессы над умами людей такова, что слушая день за днем, как отважные индейские борцы за свободу противостоят угнетателям, даже умные люди поверят им. Временами пресса становится опасной для страны. Как вода точит камень, она подтачивает традиции, веру, мораль. Для прессы нет ничего святого, единственный Бог для нее — Спаситель, но приспособленный для ее собственных целей.Римо слышал голоса детей, играющих среди орудий прошедших войн.Эти малыши не должны погибнуть. Если такое и случится, то когда-нибудь потом, во имя высшей цели. Нельзя позволить им умереть нелепой смертью, лишь потому, что какие-то подонки собрались вокруг ядерной установки.Римо поднялся и пошел к выходу из парка с прекрасным видом на церковь, памятник и шоссе. Он направлялся в мотель. Он решил доставить Брандту все сорок человек. Любой ценой.Когда Римо вернулся в мотель, он увидел Линн Косгроув сидящей на корточках под дверью. Она посмотрела на него умоляющим взглядом.— Ты совратил меня, бледнолицый, — сказала она.— Конечно.— Ты сделал меня Сакайавеа.— Может быть.— Я уничтожена твоей злой волей. Я ничтожество.— Ну и что?— Теперь мне ничего не остается, как только стать рабыней в твоих руках, запятнанных кровью.— Ужасно, лапонька, но не надо этого делать прямо сейчас.— Я пария среди своих соотечественников. Я твоя рабыня.— Съешь лучше шоколадку.Она вскочила и топнула ногой:— К черту шоколадку! Сожми меня в объятиях, Римо.Римо дотронулся до определенной точки около ее уха, и она мгновенно превратилась из разъяренной пантеры в ласковую кошечку.— О-о-о... — простонала она.— Знаешь, — сказал Римо, — сегодня днем я очень занят. Но в три часа ночи я жду тебя в церкви.— О-о-о... Да. О-о-о...Римо снял руку с ее шеи.— Значит, договорились. Пока!— Ухожу, мой повелитель. Рабыня удаляется, покорная твоей воле.Она ушла. Римо смотрел ей вслед. В три часа ночи в церкви. У него уже сложился план действий. Возможно, банда партийцев скоро окажется в городке. Глава 11 В номере вместо Чиуна оказался Ван Рикер. Сидя в кресле перед телевизором, он внимательно следил за дискуссией, в которой принимали участие два социолога и сенатор по делам национальных меньшинств, выступавший на пресс-конференции Джерри Кэндлера. Они обсуждали важное социальное значение восстания в Вундед-Элк.Когда вошел Римо, Ван Рикер оторвался от телевизора.— Я слишком долго не был в Америке. Что, теперь здесь все такие чокнутые?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38