А речь идет о живых людях!
– Что вас тревожит?
– Да я только об этом и твержу последние полчаса! – разозлился Римо. – Вы что, не слушаете меня?!
– Ничего вы толком не говорите. И почему вдруг сейчас?
– Вовсе не вдруг! Это долго копилось…
– Вас тревожат ваши лица? – спросил Смит.
– Вряд ли вы сможете понять меня, – вздохнул Римо.
– В следующий раз, я обещаю, мы восстановим ваш первоначальный вид или близкий к нему, – сказал Смит.
– Если не прикажете хирургу нечаянно ошибиться, – заметил Римо. – Я ведь теперь не только подозрителен для вас, но и опасен. Не так ли?
– Я не сделаю этого.
– Такую операцию я выдержал бы и без наркоза, – сказал Римо, с завистью взглянув на полчища насекомых, кружившихся под лампой уличного фонаря в безумном вихре жизни.
– Не сомневаюсь.
– Вероятно, Чиун выполнит ваше поручение, если вы захотите убрать меня?
– Кто же еще? – На застывшем как маска лице доктора Смита не дрогнул ни один мускул. – Он ведь профессионал.
– Именно! В большей степени, чем я.
Смит повернул свой портфель замками к свету уличного фонаря, секунду поколдовал и открыл его. Римо, готовый к любым неожиданностям, внутренне напрягся. Однако на этот раз все было по-честному: Смит вынул из портфеля магнитофон.
– Хочу, чтобы вы послушали эту запись, – сказал он и нажал кнопку.
Говорил Кловис Портер.
На одной из грязных улиц черного квартала в Вашингтоне, округ Колумбия, в свете уличных фонарей, окруженных полчищами насекомых, Римо услышал, как фермер из Айовы прощался со своей женой, единственной женщиной которую он любил; прощался потому, что еще больше любил свою страну.
И Римо сдался:
– О'кей, сукин вы сын! Но это в последний раз!
Глава шестая
Удивительно, но факт. Волоките опротивело грабить. Поросенку и Костяшке надоело шататься по улицам. А Бум-Бум почувствовал тягу к работе – любой, только не руками.
Сказать, что Бум-Бум или его приятели с работой были на «ты», значило обидеть их. Когда-то Волокита, Поросенок и Костяшка пробовали работать поденщиками в фирме «Ауто-Куики-Кар-Шайн», но так давно, что уже нельзя припомнить точно, правда это или нет.
Теперь каждый из них получил право на пособие из фондов социального обеспечения, но особой радости от этого почему-то не было. Наверное, потому, что в палате неотложной помощи больницы Фероукс они чувствовали себя не в своей тарелке. Поросенок обвинял Волокиту в глупости и посылал то к одной, то к другой маме. Костяшка никого не обвинял, поскольку не успел разглядеть, как все произошло. Бум-Бум стонал, ругая неизвестно кого. Если бы нашелся человек, пожелавший узнать, что он там бормочет, то был бы обескуражен: Бум-Бум несправедливо обвинял свои руки в том, что они сильно болят. Кисти-то рук перемолоты, а запястья… сплошное кровавое месиво.
Разве Волокита думал, что все так кончится? Начиналось так славно. Перед самым закрытием баров двое белых гусей одиноко стояли в центре квартала и проигрывали на магнитофоне голос какого-то кота, который забавно мурлыкал.
Волокита, Поросенок, Костяшка и Бум-Бум привычно скучали, препираясь из-за того, где и чем можно поживиться в этот поздний час. И вдруг – удача: двое подгулявших Чарли, да который постарше и худой еще и с портфелем. Грех не воспользоваться случаем, и ребятки решили устроить театр.
– Наше вам с кисточкой, господа хорошие, – раскланялся Волокита, изображая шута.
Старый Чарли, мельком взглянув на появившихся из темноты чернокожих парней, продолжил разговор с пижоном помоложе.
– Я говорю привет, братва! – начал заводиться Волокита.
– Здорово, мужики! – присоединились к нему Бум-бум, Костяшка и Поросенок.
– Добрый вечер, – ответил тощий гусь с портфелем. При этом на лице его не было ни удивления, ни испуга, ни даже волнения.
– Монеты есть? – набычился Волокита.
– А банан пососать не хочешь? – спросил гусь помоложе.
– Чего-чего?
– Сказал, чтобы ты шел сосать бананы. Здесь не подают.
– Хо! Да ты никак грубишь! – искренне удивился Волокита. – Хоть знаешь, где ты есть-то?
– Уж не в зоопарке ли среди обезьян?
– А за это ты схлопочешь, Чарли. Будешь кровавыми слюнями харкать!
– Послушайте, молодые люди, – заговорил тот, который постарше и с портфелем. – Мы не хотим неприятностей. Идите своей дорогой, и мы вас не тронем.
От такой наглости со стороны Чарли Поросенок расхохотался, Костяшка ухмыльнулся, обнажив желтые от курева зубы, а Волокита как-то странно хихикнул. Зато Бум-Бум повел себя с достоинством. Он вытащил небольшой пистолет, блеснувший в свете уличного фонаря.
– Я как вижу такого гуся убиваю сразу, – процедил сквозь зубы Бум-Бум.
– Он очень испорченный мальчик, – доверительно сказал Волокита, обращаясь к обоим Чарли. – О-о-очень!
– Таких уничтожал бы в зародыше! – прохрипел Бум-Бум. – И с тобой цацкаться не буду!
– Давай, братва, кончать с ними!
Но белые никак не прореагировали на угрозы, будто здесь не было ни Волокиты, ни Поросенка, ни Костяшки, ни даже Бум-Бума с пистолетом.
– О'кей, договорились, – сказал тот, что помоложе. – Генерал будет первым сегодня вечером. Остальное уточним утром. И пока я еще не в форме, возьму с собой Чиуна.
– Не возражаю, – кивнул тощий. – Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему так важно наше участие в этом деле? Все остальные известны, поэтому под подозрением.
– У меня плохие новости, сэр, – вновь заговорил молодой Чарли.
Бум-Бум взглянул на Волокиту и недоуменно пожал плечами, а Костяшка и Поросенок, не сговариваясь, покрутили пальцами у висков, показывая, что у белых гусей крыша поехала. А как это объяснить иначе? В самом центре черного квартала в Вашингтоне четыре здоровенных негра, вооруженных пистолетом, угрожают двум белым замухрышкам, а те вместо того, чтобы кричать, бежать или молить о пощаде, знай себе беседуют, как расстроить одно дело да как организовать другое, будто их жизнь не висит на волоске.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52