Затем подошла ко мне и ещё раз поблагодарила за мою доброту. Я выразил желание проводить её на вокзал, но Элизабет просила меня не беспокоиться. Однако я оставил её билет дома. Кроме того, — но об этом я не сказал, — я хотел лично, убедиться, что она действительно уедет.— В таком случае я не стану пока прощаться с вами, — сказала Элизабет, — ведь мы ещё увидимся перед отъездом.Выходя из кабинета, она улыбалась. Это был единственный раз, когда я видел её счастливой.В половине шестого я был на вокзале. Поезд уже стоял у перрона, хотя оставалось ещё почти полчаса до его отхода.Фон Палён тоже был там. Он пришёл на вокзал, конечно, не для того, чтобы проводить Элизабет, а чтобы попрощаться с испанским послом, который тем же самым поездом навсегда уезжал из Анкары. Я стоял у входа в вокзал, так как не хотел участвовать в этой полуофициальной беседе. В кармане у меня лежали билеты для Элизабет на самолёт и на поезд.«Почему эта несчастная девчонка не может явиться вовремя?» — подумал я, взглянув на часы. Впрочем, до отхода поезда оставалось ещё почти пятнадцать минут.Я походил немного по привокзальной площади, а затем отправился обратно на перрон. Может быть, я не заметил, что она прошла и теперь была уже в поезде. Но её нигде не было видно.За пять минут до отхода поезда я начал нервничать. Посол попрощался с испанским коллегой и пробирался к своей машине. У меня, очевидно, был взволнованный вид, так как, проходя мимо, фон Папен спросил:— Она ещё не явилась, эта ваша Элизабет?— Нет, господин посол.— Хочет оставаться верной себе до конца, — сказал он и добавил: — Она, вероятно, явится, когда тронется поезд. Есть женщины, которые всегда опаздывают.И он пошёл дальше.Элизабет не явилась. Поезд ушёл без неё. С этим поездом уехал дипкурьер, в сумке которого лежало письмо, адресованное её отцу.Теперь я уже не на шутку встревожился. Прямо с вокзала я отправился на квартиру, где она с недавнего времени жила с одной девушкой из посольства. Эта девушка открыла мне дверь, когда я позвонил.— Где Элизабет? — спросил я.Она ответила мне, что Элизабет уехала в три часа с двумя большими дорожными сундуками и чемоданом. Это показалось мне очень странным.Я заглянул в её комнату, надеясь найти какой-нибудь намёк на то, куда она могла скрыться. В комнате ничего такого не оказалось. Все комоды и шкафы были пусты. Казалось, она забрала с собой все, что у неё было.Наконец, в одном из пыльных углов я обнаружил старое зимнее пальто Элизабет, это была единственная вещь, которую она не взяла с собой.Теперь я был окончательно обескуражен. Я сел на её кровать и начал раздумывать, куда она могла исчезнуть.Возможно, с ней произошёл несчастный случай. Или, быть может, она покончила самоубийством? С Элизабет это могло случиться в один из её обычных приступов душевной депрессии. Где мне искать её? И почему она забрала все свои вещи? После трех часов в этот день из Анкары не ушёл ни один другой поезд, поэтому она всё ещё должна была находиться где-то в городе.Я отправился обратно в посольство и рассказал фон Папену о происшедшем. Я редко видел его таким рассерженным.— Вот что получается, когда мы берём на ответственную работу истеричных женщин, — сказал он.Я молчал, а он ходил взад и вперёд по своему кабинету. Время от времени он бросал на меня взгляды, в которых не было его обычной доброты. Затем он спросил:— Что вы теперь намерены делать?— Я буду продолжать искать её, а если не найду, немедленно сообщу о случившемся в Берлин и поставлю в известность турецкую полицию.Фон Папен покачал головой.— С этим пока повремените. Она ещё может появиться. Если мы поставим в известность анкарскую полицию, то это дело может попасть в газеты, а ведь нам не нужны скандалы. Если случится самое худшее и мы должны будем сообщить об этом в полицию, то я сам сначала переговорю с министром иностранных дел.Я сел в машину и объездил каждый уголок Анкары. Я выискивал всех знакомых Элизабет, о которых только мог вспомнить. Снова и снова я задавал один и тот же вопрос:— Вы случайно не видели моего секретаря?Никто не видел её.Около полуночи я отправился в гостиницу, где жили те два интернированных немецких лётчика, о которых говорилось выше. Турецкий офицер не хотел впускать меня, пока я не представил ему документов, подтверждавших, что я сотрудник германского посольства. Только после этого меня провели в комнату, которую занимали Ганс и Фриц.Я постучал. Ответа не было. Я постучал сильнее. Кто-то раздражённым голосом спросил меня, что мне надо. Я назвал себя и сказал, что должен поговорить с ними по неотложному делу. Дверь открыл один из лётчиков, одетый в пижаму. В противоположном конце комнаты я заметил второго.— Вы не знаете, где Эльза? Она бесследно исчезла.— Почему я должен знать, где она? Я не видел её несколько дней. Во всяком случае, здесь её нет, в чем вы сами можете убедиться.Насмешливо улыбаясь, он распахнул дверь настежь и демонстративно отошёл в сторону, чтобы я мог видеть всю комнату.— Как вы думаете, где она может быть?Спрашивая это, я посмотрел ему прямо в глаза. Он опустил их, избегая моего взгляда. В нем было что-то очень неприятное, когда он стоял, вертя дверную ручку. Мой вопрос, очевидно, застал его врасплох, но скоро он снова стал угрюмо-спокойным.— Я только что сказал вам. Я не видел вашего секретаря вот уже целую неделю. Вы не верите мне?Несколько дней назад этот человек раболепно просил меня дать ему какую-нибудь работу. Теперь в нем не было и следа прежней униженности. Подчёркивая каждое слово, лётчик сказал, что он и его друг устали и теперь ложатся спать. Ни слова не говоря, я повернулся и вышел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53