Или „народная власть“ до того увлеклась репрессиями, что теперь не доверяет своему народу? Слишком много перегибов. Слишком много крови. Исторические процессы историческими процессами, но нельзя же так обращаться со своими людьми! Это же хуже татарского ига. Может быть, Ленин не знает?»
На стенах коридора висели многочисленные объявления, указы и информационные листки. Проходя мимо одного из них, Крапивин остановился. Ему показалась знакомой фотография человека с жестким взглядом, помещенная вверху листа. «На гибель товарища, — гласил заголовок. — Склоним наши головы. Очередная вылазка контрреволюции вырвала из наших рядов верных бойцов за дело мирового пролетариата. В деревне Саньково Новгородской губернии белыми бандитами зверски уничтожены продовольственный отряд под командованием верного сына трудового народа, члена РКП(б) с декабря 1917 года товарища Василия Попова и члены Комитета бедноты Фрол Савельев и Сергей Сань-ков. Спите спокойно, наши павшие товарищи. Вы будете отомщены. В качестве возмездия мировой буржуазии за эту зверскую акцию Новгородским ЧК были расстреляны 50 заложников из числа буржуазии и нетрудовых элементов. В деревню Саньково направлен карательный отряд Новгородского губЧК. В память о павших героях одна из улиц Замоскворечья названа именем героического отряда Василия Попова. Сплотим наши ряды в борьбе с мировой революцией, отомстим подлым убийцам…»
— Товарищ Крапивин, — произнес с сильным латышским акцентом подошедший к Вадиму человек в кожанке, — следуйте за мной. Товарищ Ленин примет вас.
— Проходите, батенька, очень вы кстати, — приветствовал Ленин вошедшего Крапивина. Вадиму сразу бросилось в глаза, каким усталым и измотанным был вождь. — Как добрались?
— Тяжко, Владимир Ильич, — ответил ему Крапивин, усаживаясь в кресло. — Думал, что сложнее всего будет на территории, занятой немцами и Юденичем. Но там-то как раз больших сложностей не возникло. Чудеса начались, когда к нашим выбрался. Первый же красноармейский отряд чуть не поставил меня к стенке. Придрались к моей офицерской форме. Насилу уговорил их командира доставить меня в штаб и связаться с Москвой. А так бы пристрелили к чертовой матери за одну офицерскую шинель.
— Это бывает, — сочувственно покачал головой Ленин. — Издержки гражданской войны.
— Да, а уж как поездами в Москву пробирался — это ни в сказке сказать ни пером описать. Таких побоищ за взятие вагонов на каждой станции я и во время Брусиловского прорыва не видывал. Будто вся Россия куда-то двинулась. Все с мешками, все едут что-то обменивать, выторговывать.
— Да, мешочники — это проблема, с которой мы активно боремся. Но мелкобуржуазная масса чрезвычайно многочисленна и активна
— Да какие они буржуи?! — фыркнул Крапивин. — Так, крестьяне все больше. В деревне-то промышленных товаров не хватает, а города голодают. Вот они и крутятся в меру сил. Частная инициатива. Можно ли их осуждать? Они же, почитай, просто выживают.
— Подобная частная инициатива ежеминутно и ежечасно возрождает капитализм, — оживился Ленин. — И осуждать спекулянтов и хапуг не только можно, но и необходимо. Более того, необходимо бороться с ними самым решительным образом, вплоть до расстрелов.
— Да уж, решительности я насмотрелся. Деревни, через которые шел, начисто разграблены. Продотряды лютуют. Хлеб отбирают почти подчистую. Любого, кто пытается оказывать сопротивление, уничтожают на месте.
— И правильно. Мы приняли решение о продразверстке как первый шаг к коммунистическому распределению материальных благ. Конечно, это пока мера предварительная, грубая, но на данный момент совершенно необходимая. Положение архисложное. Мировая революция затягивается. Европейский пролетариат обманут своей буржуазией и по-прежнему участвует в империалистической войне, вместо того чтобы повернуть штыки против своих эксплуататоров, мы практически в одиночку вынуждены бороться с мировой буржуазией. В этих условиях совершенно необходима крайняя концентрация всех сил. Конечно, социализм — это добрая воля трудящихся. Однако на нынешнем этапе мы вынуждены прибегать к насилию по отношению к кулацким элементам.
— Насколько я понимаю, с точки зрения продотрядовцев, кулак — это любой, у кого хлеба чуть больше, чем нужно для жизни впроголодь. То есть любой работящий мужик. Комитеты бедноты — это сборища пьяниц и бездельников, которые помогают продотрядам просто из зависти к более трудолюбивым соседям.
— Ах, как вы ошибаетесь, Вадим! — цокнул языком Ленин. — Поймите, различие между пролетарской и мелкобуржуазной средой не в наличии или отсутствии материальных благ, а в отношении к средствам производства. Наша опора в деревне — это сельская беднота. Именно она наиболее восприимчива к идеям общественной собственности. А вот вставший на дыбы и закусивший удила мелкий собственник, будь он даже крестьянином, работающим на земле, еще долго будет оказывать нам сопротивление. И его выступления не менее опасны для пролетарской революции, чем мятеж белых генералов.
«Да он же знает все! — подумал вдруг Вадим. — Я-то, дурак, думал про перегибы на местах. А источник и вдохновитель всего этого кошмара — вот он, оказывается. Весь тот беспредел, который творится в стране, целенаправленно организован этим человеком. Ради реализации своих прожектов он готов уничтожить миллионы людей, сломать бесчисленное количество жизней. Господи, да кому же я служил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114