А в гражданских войнах побеждает не столько оружие, сколько идеи. Коммунисты предложили достаточно заманчивую перспективу развития, пообещали, что все люди будут равны и свободны. Народ поверил им, а не белым. То же происходило и в других странах до начала шестидесятых годов. Коммунизму противостояли чужие империи, национализм и фашизм. Коммунистическая идея выглядит куда привлекательнее. А когда в стране побеждает коммунистический режим, сопротивляться уже поздно. Все несогласные либо изгоняются, либо уничтожаются. А вот когда Запад в качестве основного лозунга выдвинул идеи свободы и прав человека, коммунистическая система развалилась, как карточный домик.
— Да уж, свобод и прав человека они дали навалом, — съязвил Крапивин. — Особенно свободу потерять все имущество и право жить без крыши над головой.
— Положим, у коммунистов со всеобщим равенством и справедливым распределением материальных благ тоже не очень получилось, — заметил Чигирев. — Я тебе про другое толкую. Для того чтобы бороться с идеей, нужно выдвигать более привлекательные идеи.
— Допустим. Что дальше?
— Мы должны предложить нечто иное, третий путь. Лично я намереваюсь ратовать за те идеи, который Запад выдвинет только полвека спустя: права человека и личные свободы. Я уже освоился на этом поприще. Знаешь, я стал довольно популярным публицистом в здешнем Петрограде. Недавно меня избрали депутатом Госдумы по одному из освободившихся мандатов. У меня своя, достаточно обширная, аудитория, поклонники…
— И поклонницы? Я, когда входил в подъезд, видел, как из твоей квартиры выходила весьма симпатичная юная дама. Соратница по борьбе?
— Не без этого. Но я не о том. Важно сформировать общественное мнение. Это может сказаться на дальнейших событиях.
— Не опоздал ли ты? — с сомнением спросил Крапивин.
— Ты прав, — подхватил Чигирев. — Время упущено. Скоро на сцену выйдет моряк в кожанке и объявит: «День твой последний приходит, буржуй». Вот поэтому мне и нужен ты.
— Вот как?! Зачем же, позволь узнать?
— Перефразируя одного известного товарища, всякая демократия лишь тогда чего-то стоит, когда умеет себя защищать. Если ты поможешь мне сформировать боевые отряды, то вместе мы сможем изменить историю этой страны.
— Ну хорошо. И как ты собираешься создавать боевые отряды? Ты думаешь, что полиция и командование Петроградского гарнизона будут спокойно смотреть на формирование маленькой частной армии? Или рассчитываешь делать это уже под эгидой Временного правительства?
— Не обязательно. Можем начать уже сейчас. Тебе надо предложить своему начальству идею создания подразделений спецназа на всех фронтах и при ставке Верховного главнокомандующего. Разумеется, командование этими войсками будет возложено на тебя. Специфика любой команды состоит в том, что ее участники ставят своего лидера превыше всего. А уж когда империя полетит к черту и царь будет полностью дискредитирован, ты станешь для этих людей первым после Господа Бога. Представь, под твоим командованием наиболее боеспособные и обученные, преданные тебе лично части. Да одного твоего батальона спецназа будет достаточно, чтобы октябрьский переворот вообще не состоялся. Все эти толпы дезертиров и анархистов отважны, только когда им не оказывают серьезного сопротивления. Получив хороший отпор, они тут же разбегутся по казармам. Честно говоря, я думал, что ты уже создаешь подобные отряды.
«Вот ты куда прицелился, — подумал Крапивин, разглядывая разглагольствующего Чигирева. — И, главное, как точно все рассчитал. Ведь именно так я хотел сделать, когда явился к генералу Брусилову в декабре четырнадцатого и предложил сформировать части специального назначения. Двух с половиной лет мне бы вполне хватило, за это время я создал бы под своим командованием с десяток батальонов, не уступающих в подготовке нашему десанту. Потом, в семнадцатом, навел бы порядок в Петрограде и прогнал всю эту болтливую шушеру. Не вышло. Не изволил государь император проект спецназа утвердить, себе на погибель. Ладно. Прорвемся. Но вот за этих болтунов под пули лезть я точно не буду».
— Знаешь, смотрю я на тебя, — произнес Крапивин, когда Чигирев закончил, — холеного, румяного, довольного жизнью, только что с девицей переспавшего, и думаю: вот ведь угораздило с вами сюда попасть. Мне бы мой «Гранат», уж я бы здесь порядок навел. А так… Один вообще ничего делать не желает, себя, видишь ли, ищет. Другой, того хлеще, теории разводит. А нам с винтовкой в руках эти теории воплощать, кровь свою и чужую лить. Я, когда сюда ехал, думал, ты тоже поменялся. Для меня четыре года в этом мире даром не прошли. Я понял, что здесь надо менять. Но вот ты, вижу, все такой же: языком болтаешь, а другие за тебя отдувайся. Нет уж, уволь. Я приведу к власти настоящих патриотов. Я спасу Россию.
— Попробуй, — печально развел руками Чигирев. — Жаль, что мы снова пойдем разными путями.

ГЛАВА 16
Революция

Еще в своем мире, во время службы в Ленинграде, Крапивин несколько раз приезжал в город Пушкин. Он любил здешний парк, старинные скульптуры, приятную атмосферу дворца-музея. Нравился ему и сам городок: тихий, спокойный, застроенный маленькими двухэтажными домиками, уютный мирок под боком у мегаполиса. Но каждый раз во время прогулок он обходил вниманием примостившийся в сторонке Александровский дворец — небольшой, кажущийся невзрачным рядом со своими более именитыми старшими собратьями.
Однако именно здесь в царствование последнего самодержца династии Романовых находился центр политической жизни империи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114