Найдут тебе комнатку в немецкой семье, из порядочных конечно. Вот тебе и НП или запасной КП, называй как хочешь. Согласуем с политотделом СВАГА и живи.
– О чем же я все-таки буду писать? – в раздумье проговорил Воронов. – О сотрудничестве между союзниками?
– Это уж ты соображай сам. Я в твоих журналистских делах не советчик, у тебя свои командиры есть. Конечно, и о сотрудничестве неплохо…
Последние слова Карпов проговорил не то чтобы с сомнением, но как бы размышляя вслух. Потом медленно произнес:
– О необходимости сотрудничества – так, пожалуй, будет вернее.
Воронов пристально посмотрел на Карпова. От него не укрылась интонация, с которой генерал произнес эту фразу.
– Какие-нибудь нелады? – глядя в упор на своего собеседника, спросил Воронов.
– Сам знаешь, как отношения складывались… – уклончиво ответил Карпов.
– Второй фронт? – поспешно произнес Воронов. – Во время встречи в Торгау мне все время казалось, что они помнят, как заставляли нас драться один на один. Во всяком случае, многие из них чувствовали свою вину перед нами.
– Что ж, – задумчиво произнес Карпов, – чувствовать вину – это, конечно, неплохо. Грудь под пули подставлять – куда опаснее. Мне рассказывали, что на воротах гитлеровских концлагерей висел лозунг: «Каждому – свое». Одному, значит, миром повелевать, а другому в крематории гореть. Нам – кровью расплачиваться, а твоим друзьям в Торгау – чувствовать свою вину. – В тоне Карпова послышалась горечь.
– Конечно, вы правы, Василий Степанович, – сказал Воронов. – Но теперь ведь мир. Хочется верить, что в мирных условиях легче согласовывать свои действия, чем в переменчивой военной обстановке.
– Тогда почему они сразу не ушли в свои зоны? – с неожиданной резкостью, жестко спросил Карпов.
Этот вопрос застал Воронова врасплох.
– В какие зоны? – неуверенно спросил он. – Я совсем недавно читал в «Правде», что союзное командование начало отвод английских и американских войск из советской зоны оккупации.
– Недавно, говоришь? – по-прежнему жестко переспросил Карпов. – А полагалось им это сделать давно! Сразу после победы. Как было ранее договорено и подписано. А они топтались в нашей зоне почти два месяца. Американцы – в Тюрингии, англичане – в Виттенберге.
– Но все же ушли?
– После того как Жуков заявил, что не пропустит в Берлин ни одного из них до тех пор, пока соглашение о зонах не будет выполнено. Думаешь, маршал сам на такую меру решился? Москва ему приказала. Словом, этот вопрос урегулировали. А как с другими? Что будет с Германией? Или, скажем, с Польшей…
Слушая Карпова, Воронов подумал о том, что в специфических международных вопросах генерал разбирается меньше, чем в военных. Во всем, что касалось минувшей войны, его бывший командир по-прежнему оставался для него непререкаемым авторитетом. Но сейчас Воронов почувствовал некоторое превосходство над своим собеседником.
– Вы ялтинские решения читали? – спросил он Карпова.
– Читал, – с едва уловимой иронией ответил генерал.
– Но ведь там все было решено! Германия будет разделена на зоны. Уже разделена, так? В Крыму было достигнуто единодушное согласие и насчет искоренения фашизма. Что же касается Польши, то она получает за счет Германии новые территории на севере и западе. Это тоже было согласовано. Кроме того, в Декларации об освобожденной Европе…
– В Декларации, говоришь? – прервал Воронова Карпов и с усмешкой добавил: – Деклараций как будто и впрямь хватало. Хороших и верных. Насчет зон ведь тоже договоренность была. А на практике союзничков чуть ли не силком выводили. Слушай, майор, – уже без тени иронии, серьезно проговорил Карпов, – ты что же полагаешь, главы государств приедут сюда только для того, чтобы друг другу ручки пожать?
– Не настолько я наивен… – с оттенком обиды начал было Воронов, но Карпов резко прервал его:
– А раз не настолько, то думай! Соображай. Крути шариками. – Он приложил к виску указательный палец правой руки. – Но хочу предупредить: не думай, что только на войне воронки, ухабы да колдобины, а мир – это накатанная дорога. Хотелось бы, конечно, да не выходит. Ты на Ялту ссылаешься, – разоружить, мол, Германию согласились, все ее войска распустить. А я тебя спрошу: если такое решение было, почему англичане немецкие воинские части не распускали, ну, пленных? Оружие их в порядке содержали. Раз-два – и снова вооружить можно. Да разве только это… – Карпов махнул рукой.
– Вы что-то скрываете от меня, Василий Степанович? – с упреком сказал Воронов. Превосходство над собеседником, которое он только что испытывал, незаметно растаяло.
– Ничего я не скрываю. По старой фронтовой дружбе и так больше положенного наговорил.
Карпов помолчал и сказал уже прежним своим добродушным тоном:
– Ладно, забудем пока об этом. А насчет того, что писать, – соображай сам. Ты ведь теперь, как я вижу, дипломатом заделался. Международником!..
…Нет, Михаил Воронов не был профессиональным журналистом-международником. Им сделала его военная судьба.
В Совинформбюро от Воронова не требовали ни международных обзоров, ни аналитических статей. Тем и другим занимались специалисты в области международных отношений и собственные корреспонденты за рубежом.
Но сложившаяся в годы войны антигитлеровская коалиция вызвала к жизни новый, своеобразный тип советского военного журналиста. Он должен был рассказывать народам союзных стран о событиях на советско-германском фронте.
То, о чем писали журналисты этого типа, разумеется, не предназначалось для дипломатов, конгрессменов, министров. Их читателями были рядовые американцы, французы, англичане, канадцы, словом, подписчики и покупатели Популярных газет, в которых при посредстве Советского Информбюро печатались репортажи и очерки о великой битве на Востоке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119