Клифтон повернул к дверям. Пальцы плохо слушались его. Он отпер дверь и, выйдя, запер ее за собой. Тут же опустился на ближайший стул. У него кружилась голова. (Хурд ударил его по голове ножкой сломанного стула). «Как некстати», — подумал он.Он слышал, что тут же, в комнате, стучит маятник часов, но стрелок рассмотреть не мог. Он видел, что лучи солнца врываются в раскрытое окно, но столы и стулья, отделявшие его от окна, расплывались в тумане.Он закрыл глаза руками и ждал.Минуты протекали. И вдруг его привело в себя нечто неожиданное, пугающее.Взрыв хохота! Негромкий. Девичий смех, может быть — женский; определенно музыкальный и приятный. Клифтон вскочил на ноги. Изумительней всего было то, что смех слышался из кабинета Ивана Хурда.Смех не повторился. Клифтон слушал, затаив дыхание, и немного погодя из-за двери кабинета лесного короля донесся к нему веселый голос; он отчетливо расслышал слова:— О, мистер Хурд, какой вы смешной! Глава V Если бы в комнате Хурда раздался женский визг, это было бы естественно: женщины часто визжат, даже без особого повода, — из-за мыши, обрызганного платья и прочего, — но… смех\Он шагнул к дверям. Первым его побуждением было войти в кабинет, но он одумался, учтя значение присутствия женщины в комнате Хурда. Он слышал, как она ходила по комнате… Потом смех повторился. Не громкий, отнюдь не истеричный, а мягкий, с оттенком юмора, своей непосредственностью напоминавший журчание воды по камешкам.Положение принимало неожиданный оборот. Он заметил, что кабинет Хурда был крайней угловой комнатой. Попасть туда и выйти оттуда можно было только через главный ход. Разве кому-нибудь вздумалось бы карабкаться с улицы на седьмой этаж? Отсюда следовал вывод, заставивший Клифтона осторожно отойти от дверей: в комнате, примыкавшей к кабинету, все время скрывался свидетель его схватки с Иваном Хурдом. Особа эта была молода, судя по ее голосу. Она сидела у Хурда, когда последнему подали его записку, в которой он просил лесного короля уделить ему пять минут для важного сообщения. Хурд попросил свою гостью подождать в соседней комнате, откуда она слышала и видела все, от мелодраматичного начала до фарсового конца. Теперь она вошла и, увидев Хурда, не ужаснулась и не испугалась, а дала волю своему чувству юмора, для женщины совершенно необычайному!Да, мир меняется, и меняется быстро. Многое он повидал за последние десять лет. Женщины стали иными. Большинство не отвечает уже идеалу вечно женственного. Они курят, вступают в прения в общественных местах, участвуют в политической борьбе и обязательно стригут волосы. Они с одинаковым успехом дают человеку в ухо и разражаются слезами. Плачут вообще меньше прежнего, а борются больше, и слезы у них зачастую являются не столько проявлением слабости, сколько дипломатическим приемом. Ничего нет удивительного, если у них развивается и не свойственное им раньше чувство юмора.Вот почему незнакомая девушка смеялась над Хурдом, с тайным сочувствием думал Клифтон, спускаясь в лифте на улицу. Она вполне здраво отнеслась к происшедшему событию. Мир не перевернется вверх тормашками от того, что Иван Хурд на время выбудет из строя. Он смутно представлял ее себе маленьким мужественным существом. Непременно — маленьким! С высоким ростом не вязался бы такой смех. И волосы у нее не стриженые. У стриженых не бывает такого голоса.Пока он спускался в лифте, у него кружилась голова, двоилось в глазах, и он, как подвыпивший человек, старался держаться особенно прямо. Прислужница при лифте проводила его усталыми глазами, когда он завернул в коридор. Лицо у него было бледное, как полотно; на лбу выступали капли пота. Девушка, хотя и стриженая, с участием глядела ему вслед.— Этот парень не под мухой, — сказала она кому-то. — Он не пьян, а болей.Выйдя на воздух, Клифтон глубоко вдохнул и несколько минут простоял, опершись о стену. Потом медленно пошел по улице. Было шесть часов, когда он зашел в невзрачное кафе и потребовал стакан крепкого чаю.После этого он направился через мост к Мон-Руайялю. Обычное бодрое настроение начинало возвращаться. К нему присоединилось чувство освобождения. Идя на свидание с Иваном Хурдом, он боялся не за себя, боялся трагического исхода для него. Все закончилось счастливо; трудно было придумать наказание лучше. Хурд остался жив, но жить он будет, отравленный желчью этого часа.Шагая в тени густых деревьев, которые превращали старую дорогу в зеленый коридор, он думал о том, как Бенедикт принял Джо и известие о его возвращении. Сюрприз большой, разумеется, — это возвращение с того света! Можно представить себе, как выпытывал Бенедикт мальчугана, до последней минуты сомневаясь, что убитый в Гайпоонге друг воскрес!Старина Бенедикт! Неуклюжий, небрежный, милый и абсолютно не знающий страха! Так же, как и он сам, всегда опасающийся ввязаться в какую-нибудь историю с женщиной, не говоря уж о том, чтобы связать себя с женщиной. Приключение в Симле было, насколько известно Клифтону, единственным допущенным им отклонением. Клифтон сам удивлялся, почему этот случай нет-нет да и всплывет у него в памяти. При этом он отчетливо видит вдовушку — такой, какой часто видел ее во плоти шесть лет назад, — в ореоле коротких золотых кудрей, с яркими голубыми глазами и ротиком, который постоянно складывался в маленькое круглое О, что должно было выражать восторг или сугубое внимание. А роста она была такого, что как раз подходила Бенедикту под руку, когда он вытягивал руку.Разумеется, она была недурна. На этот счет Бенедикт не ошибался в своем суждении. И, кажется, не уклонялась от истины, когда говорила, что ей двадцать шесть лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52