единения, умиротворенности,
постоянства: <Ибо я то, что одно существует, и нет
у меня никого, кто станет судить меня. Ибо много
привлекательных образов, которые существуют в мно-
гочисленных грехах, и необузданности, и страстях по-
стыдных, и наслаждениях преходящих, и они схваты-
вают их (людей), пока те не станут трезвыми и не
поспешат к своему месту упокоения. И они найдут
меня в этом месте и будут жить и снова не умрут>
(21.18 - 32) .
Итак, читая <Гром> таким образом, чтобы, за-
держивая внимание на частностях, не упускать из
виду целостности памятника, внутренних связей, скре-
пляющих текст, приходим к следующим умозаключе-
ниям и предположениям.
Контрастность во всем - композиционно-стили-
стическом строе произведения, его содержании - не
только не разрушает единство, напротив, создает и
утверждает его. Текст, будучи по форме монологом,
по сути дела строится на отношениях между провоз-
глашающей его и теми, к кому обращена речь. Само-
определение говорящей (род самопознания), спрово-
цированное существованием <других>, тех, кому гово-
рящая открывает себя, собственное отражение в их
сознании, в свою очередь воспринятое ей,- эта игра
отражений, подобий и искажений, эффект зеркала,
хорошо знакомый по документам из Наг-Хаммади
(ср. очерк, посвященный Апокрифу Иоанна),- все
это делает связь между говорящей и слушающими
столь тесной, что обе стороны, перебрав всю гамму
отношений - от взаимного отталкивания до тяготения,
в конце произведения предстают в единении.
Но единство говорящей и слушающих ощутимо
не только в последней части, где контрасты как бы
сходят на нет. Оно есть также там, где наиболее
отличаются друг от друга самоопределения говоря-
щей и где односторонне восприятие слушающих,
неспособных увидеть единства в противоположных
явлениях.
Наконец, контрастность, подчиненная цельности,
есть и в композиции памятника. Первая часть с ее
противоположными определениями говорящей усту-
пает место заключительной, где речь держит единое.
Это еще одно проявление принципа, пронизывающего
<Гром>: единства в противоположностях.
Поэтому, отдавая должное Мак Раю и Киспелю,
чьи исследования во многом продвинули понимание
памятника, мы не можем во всем согласиться с ними.
Нам трудно принять интерпретацию Мак Рая, который
считал, что <Гром> написан в духе апофатики, что
памятник провозглашает полную запредельность бо-
жества, от имени которого ведется речь, и все само-
определения первой части имеют в виду не реаль-
ность, но только мнения людей. Мы думаем иначе: и
первая часть, и заключение говорят о реальности, но
разных уровней. То начало, от имени которого ведется
в <Громе> речь, заявляет о своем присутствии и на
одном уровне - во множестве противоположных явле-
ний, и на другом - лишенном этих контрастов. Это
уровни реальности, единые наличием одного начала.
<Я есмь> в сочетании с противоположными определе-
ниями повторяется с первых же строк, <Я есмь то,
что одно существует>,- слышится в финале произве-
дения.
Поэтому думается, нет оснований применительно
к <Грому> говорить о <фундаментальной дуалисти-
ческой перспективе гностика> ". Вырисовывается иная
картина. Двойственность мира человеческих ценно-
стей, которую в их единстве до поры до времени не
воспринимают люди, отвечает реальности первого
уровня, в котором являет себя божество. Эта реаль-
ность существует, покуда она не осознана. С ее осо-
знанием, ее <заклинанием> появляется возможность
перехода к реальности иного уровня, открываемой
<отрезвленными> людьми.
Единство задается памятнику не только говоря-
щей, но и людьми, на первом уровне - ошибающи-
мися, наставляемыми, прозревающими и на втором -
обретающими жизнь.
Единство сообщает <Грому> и тема знания (не-
знания), пронизывающая его. Самоопределения дер-
жащей речь должны помочь слушателям узнать себя.
Это все та же властно заявляющая о себе в гности-
ческих документах, основная для Апокрифа Иоанна
тема знания как самопознания. Напоминающий закли-
нание, текст подчинен тому, чтобы направить людей,
раскрыть цельность того, что в их сознании разобщено
и противоречиво, перевести их на новую ступень
восприятия - реальности. В этой преобразующей чи-
тателя установке памятника своеобразно отражается
его социальная природа.
Если попытаться кратко определить суть и пафос
памятника, думается, можно сказать следующее. Это
очень далеко простирающаяся, образно выраженная
мысль о единстве во множестве онтологических,
гносеологических, социальных, культурных противопо-
ложностей. Причудливое сочетание в тексте кусков,
явно имеющих разные истоки, переплавка этого
разнородного материала в одном горне, приравнива-
ние многообразных образов и понятий друг другу -
в духе поздней античности, поклонения тысячеименной
Исиде, стремления Филона Александрийского сблизить
Платона и Библию, обращения христианских бого-
словов к античной мифологии и философии и т. д.
Эти явления принадлежат эпохе, когда памятник мог
существовать и был переписан в собрание рукописей
Наг-Хаммади.
1 2 3 4 5 6 7