Только в том месте, где пульсировала, будто дышала, крупная синяя звезда, все освещалось ровным розовым светом.
Телефон звонил давно. К. М. обтер ладонью лицо, поднял трубку и услышал сдавленный рыданиями голос.
– Кто это?! – кричала женщина. – Кто это?!
– Здравствуйте, – спокойно сказал К. М. – Вас слушает утешитель. Пожалуйста, успокойтесь.
– Наконец-то! – Женщина всхлипнула, высморкалась во что-то и вздохнула. Я четыре часа звоню по всем номерам, какие попадаются, и никто не отвечает.
– Я вас слушаю, – мягко произнес К. М. – Успокойтесь и расскажите, что произошло. Мы с вами попробуем исправить ситуацию.
– Вы… ничего не знаете? У вас нет радио?
– У меня нет радио, и я ничего не знаю.
– Какой сегодня месяц и год? – неожиданно спросила женщина и, услышав ответ, снова зарыдала.
К. М. выдержал паузу и осторожно кашлянул.
Отрыдав, голос произнес:
– Вы… не записаны на пленку? Вы… не робот?
– Вовсе нет. Я живой утешитель.
– У меня в реанимационной палате, – прошептала женщина, – включено радио. Работает датчик трансмирового сейсмического центра. Он сообщает, что в результате катастрофы на каком-то химическом заводе в Европе произошла утечка газа и начался спонтанный неуправляемый паралич ноосферы. Он охватил все континенты. Маловероятно, что кто-то остался жив.
– Одну минуту, – попросил К. М. – Поднесите телефонную трубку поближе к динамику. Я должен сам убедиться.
Женщина поднесла телефон к радио, и К. М. услышал, как датчик равнодушно выдает информацию.
– Достаточно, – сказал К. М. – Где вы находитесь? Так. Понятно. Вы можете выйти? Окно? Нет, это высоко. Электричество есть? А если попытаться выйти в коридор?
– Нет! – в отчаянии закричала женщина. – Мне страшно. Они все лежат. Я сойду с ума! Я не смогу пройти по мертвым улицам!
– Да, это понятно, но прекратите эти вопли, у меня закладывает уши от вашего крика. Сколько вы можете продержаться? Полчаса? Час? За это время я успею добраться до вас. Нет, раньше не получится, транспорт, по-видимому, не ходит.
– Подождите, – жалобно попросила она и заплакала совсем слабо и тихо, как ребенок. – Подождите. Если вы положите трубку, мне станет еще страшнее… Мы остались одни на земле…
– Вы преувеличиваете, – торопливо сказал К. М. – Наверное, еще и еще остались люди. Не может быть, чтобы все… Выбирайте: или я остаюсь и разговариваю с вами, или я добираюсь до вас и мы вместе начинаем искать оставшихся в живых. Решайте. Я жду.
– Хорошо, – сказала она едва слышно. – Идите.
Он положил трубку, включил настольную лампу, и от стола рванулись тени темноты. Затем он аккуратно закрыл окно, подошел к вешалке, снял и надел плащ, застегнулся на все пуговицы, накрыл голову шляпой и направился к выходу. Помедлил, пытаясь дыханием сдержать рвущийся наружу страх, и открыл дверь в оглушающую тишину.

21

Аналитик кого-то напоминал – был высок, толстоват, этакий крепыш, он ввел К. М. в просторный кабинет и с ласковой настойчивостью усадил в черное кожаное вытертое кресло.
– Вот и все! – проговорил радостно аналитик. – Вот и все! – Он со слоновьей грацией обошел вокруг стола и, потирая широкие ладони, плюхнулся на стул, откинувшись к высокой устойчивой спинке. – Сейчас вы выйдете из этого кабинета и начнете новую жизнь.
– Она лучше прежней? – К. М. с усилием улыбнулся, словно протискиваясь наружу сквозь внутреннюю царапающую пустоту. – Эксперименты прошли успешно?
– Более чем успешно! – воскликнул аналитик с настороженным оптимизмом и снова потер ладони. – Ваша личность, – он солидно кашлянул и принял на лицо академическое равнодушие, – я имею в виду сознание и подсознание, ваша личность представила мне уникальный материал, подтверждающий мою теорию или, точнее, концепцию. Моя концепция, нет, пожалуй, теория, основывается на достижениях науки прошлых времен и народов. Жане, Эскироль, Ясперс, Шнайдер, эти имена что-нибудь говорят вам? Я глубоко уважаю доктора Фрейда хотя бы потому, что я родился в день его смерти, – с удовольствием произнес аналитик, – и последний вздох Зигмунда, последний его вздох в этом мире по времени совпал с моим первым вдохом. Согласитесь, в этом есть некая символика.
К. М. неопределенно хмыкнул.
– Однако в нынешней психологии, – продолжал аналитик, – когда нет единого мнения даже по поводу элементарной классификации психических состояний, психология Фрейда – это что-то вроде развалин древней Трои посреди современного города. Удовольствие для археопсихологов.
– Надеюсь, вы не стерли мою память начисто? – спросил К. М.
– Что вы? Как можно? Это вопрос этики.
– Однако, – сказал К. М. – Anima compatitur corpori. Душа сострадает телу (лат.).


– Возможно, – согласился аналитик, – вам виднее. Для меня вы, простите, не более чем мыслящий препарат. Вас это не шокирует?
– Ничуть. Продолжайте, пожалуйста.
– Благодарю, – аналитик важно кивнул. – Поэтому, продолжаю, когда вас после травмы собрали и кое-как привели в сознание, привели насильно, и когда я узнал – из ваших собственных бредовых разговоров, – что вы были склонны к утешательству, тогда, признаться, я и обрадовался и засомневался. Вы рисковали утратить личность, я рисковал перейти предел допустимого. И если бы не ваше собственное согласие…
– Неужели я сам согласился? Странно, – удивился К. М.
– Разумеется. – Аналитик широко и с торжеством улыбнулся. – Ваше согласие зафиксировано в протоколе опыта и в присутствии свидетелей… Рассказывать дальше? – Аналитик поерзал на стуле и в течение получаса излагал свои теории.
– Да вы просто писатель! – восхитился К. М. – Ваше остроумное замечание насчет коэффициента эгоизма, помнится, встречалось в литературе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37