Будете развертывать медпункт в полевых условиях. Убытие от столовой после завтрака.
— Понял, — с энтузиазмом ответил травматолог.
— Медпункт разрушен. Прапорщик Середа в дурдоме, — спрогнозировал кто-то на правом фланге.
* * *
Прибытие автобуса в Сертолово-2 не сопровождалось излишней шумихой. Не гремел праздничный фейерверк, не надрывал щек духовой оркестр. Даже, на худой конец, не стоял, блистая штыками, почетный караул с барабаном. Лишь бессменный часовой Батыров раскосыми глазами завистливо оглядел сквозь пыльное окно КПП огромные пакеты в руках пожилой пары, сошедшей с задней площадки «Икаруса».
Виктория Борисовна вдохнула свежий загородный воздух. Ветер дул от казарм, навевая легкую грусть по прошедшей молодости.
— Витя, дыши полной грудью. Чистый кислород с легким ароматом хлорки. Стимулирует любовь к жизни. Красота!
— Где? — уныло спросил Файнберг, разглядывая бескрайний бетонный забор.
— За воротами, друг мой! За вот этими аккуратными серыми железками скрывается мир строгого порядка и военной симметрии. Гармония человека с идиотизмом!
Профессор добрался до крыльца проходной и постучал в дверь. Учитывая явную безобидность посетителей, Батыров высунул нос наружу и спросил, блистая армейской вежливостью:
— Кого нада?
— Здравствуйте, — любезностью на любезность ответил Виктор Робертович.
Солдатик, забыв ответить, уставился на источающие неземные запахи пакеты.
— Будешь? — просто спросила Виктория Борисовна, протягивая башкиру банан.
— Заходи, — ответил Батыров, осторожно принимая угощение и отступая от порога назад.
Визитеры не успели войти, как обмякшая желтая шкурка вылетела наружу, в сторону сугроба с урной. Оперативную легенду о сыночке по фамилии Рыжов Батыров слушал под жареные пирожки с мясом. Соглашаясь, что проведать чадо совершенно необходимо, он что-то мычал сквозь набитый рот. Круглое лицо удовлетворенно дышало доверием. Через пятнадцать минут худенький боец на треть уничтожил содержимое пакета. Зато отработал его на сто процентов. На последней странице «Журнала сдачи дежурств» красовалась четкая схема прохода к учебной базе номер два. По данным Батырова, именно там выполнял воинский долг перед Родиной знаменитый Рыжов. Не затягивая сцены прощания, Виктория Борисовна хлопнула солдата по плечу:
— Служи, батыр!
Тот поспешно исчез в недрах контрольно-пропускного пункта, бережно прижимая к груди пакет с остатками еды.
Возможно, причина торопливости заключалась в тяге к пирожкам. Возможно — в двух мордатых сержантах, уверенно шагавших к проходной. Хана мазнула взглядом по упитанным физиономиям старослужащих и прошептала про себя: «Держись, башкир».
Профессор ее не услышал. Для человека сугубо гражданского открывшаяся взору обещанная армейская красота простиралась от ворот до границ здравого смысла и дальше. Пресловутые прямоугольники сугробов бессмысленностью напоминали труды Малевича и Сизифа. Виктория Борисовна и Файнберг уверенно двинулись к учебной базе номер два. Но не успели они дойти до ближайшей казармы, как со стороны КПП раздался негромкий крик. Хана притормозила и оглянулась.
— Придется вернуться, — резко сказала она, придержав профессора за рукав.
— Мы что-то забыли, Витя? — недоуменно поинтересовался тот.
— По инструкции, информаторов положено беречь, — прозвучало в ответ.
В конечном пункте стремительного броска их не ждали. На КПП царила полная идиллия для ублюдков. Крепкого телосложения прыщавый сержант подкреплялся пирожками. Он выдавливал в рот фарш и отрывал тесто кусками. Обильно смоченные слюной остатки летели через комнату, в лоб рядового Батырова. Тот стоял на четвереньках, оседланный мордатым старшиной. На скуластом лице башкира алели два смазанных кровоподтека, по щекам текли скупые слезы обиды. Огрызки пирожков шлепались, отскакивая ото лба, и прыгали по полу как мячики.
— Жри, чурка! — гоготал сержант. — Мы-то всегда поделимся!
Старшина пригибал голову Батырова, тыча носом в объедки.
Дверь потихоньку открылась, впуская Хану и профессора.
— Отпусти парнишку, — негромко, без всякого выражения, сказала женщина.
Все трое уставились на заступницу. В глазах Батырова сквозь затравленное выражение безысходности промелькнул лучик надежды — и угас. Вид двух пожилых людей с большим полиэтиленовым пакетом страха не внушал. Даже наоборот. Старшина настроился на игривый лад:
— Не серчай, бабуля. Мы же шуткуем. Ща, поучим малость и... опустим! — довольный собственным казарменным юмором с тюремным колоритом он громко заржал.
Сержант надкусил очередной пирог, выдавливая начинку в улыбающийся рот.
— Зря вы хамите, — как-то безразлично, с ледяным спокойствием, произнесла Хана. — Это чревато.
Она сняла с аппарата телефонную трубку, произведенную еще в годы сталинского монументализма. По массивности изделие «Завода Твердых Пластмасс имени товарища Клары Цеткин» больше напоминало модную ныне бейсбольную биту. Звонить Хана не стала. Вместо ожидаемых бессильных нравоучений сержант получил страшный удар в голову. Он еще оседал по стенке, а старшина уже хрипел в удавке из телефонного провода, судорожно хватая воздух руками. Освобожденный от груза на спине Батыров остался стоять на четвереньках, округлив узковатые восточные глаза. На его губах зарождалась недоверчивая детская улыбка.
Старшина стремительно синел. Удар по голени, а затем в живот поставил его в колено-локтевую позу, лишив последних надежд на сопротивление.
— Жри, — сказал все тот же равнодушный женский голос. — Мы тоже всегда поделимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108