Но как можно говорить, что для истребителя не является первейшим правилом боя бросаться на противника и бить его везде и всюду, во всяких условиях и в любом положении?.. — Джойс пожал плечами. — Нет, ты что-то путаешь, дорогая!— А на той стороне много американцев, — вдруг сказала она. — Настоящие воздушные гангстеры… Сам увидишь в первом же бою.Джойс смутился: ему не очень хотелось говорить Мэй, что хотя он и переучился на истребителя, но сюда приехал опять простым механиком.— Теперь приходит так много американских трофеев, что я тут гораздо нужнее как механик.— Да, но…— Разве мне самому приятно торчать на земле, когда я мог бы летать? Но раз нужно — значит, нужно. Коммунисту было бы не к лицу спорить с китайским командованием. Именно потому, что оно китайское. И именно потому, что янки так отвратительно ведут себя в Китае, на той стороне. Нужно же показать китайцам, что в Штатах не одни гангстеры, — сказал Джойс, кладя руки на плечи Мэй. Но тут же поспешно сбросил их: у входа в лазарет послышались тяжёлые шаги. В пещеру, прихрамывая, вошёл лётчик. Это был высокий, крепкий парень с широким лицом, почти черным от загара.Джойс вышел и присел на земляной валик, окружающий вход в пещеру. До него доносилось каждое слово, произносимое в пещере. Лётчик уверял, что нога у него уже «в полном порядке» и что он чувствует себя великолепно. Повидимому, Мэй тем временем осматривала ногу. Слышались её отрывистые замечания: «Прошу вас, ещё пошевелите ступнёй… пожалуйста, в эту сторону…» Потом воцарилось продолжительное молчание.Наконец лётчик нерешительно спросил:— Позвольте узнать: все в порядке?.. Правда?Мэй решительно отрезала:— Летать нельзя.— А мне, товарищ Кун, кажется, что летать можно! — сердито буркнул лётчик.— Вы понимаете больше меня?— Извините, но нога моя, а не ваша, — вежливо возразил лётчик.— Но отвечаю за неё, извините, я, — решительно ответила Мэй. — И я говорю, товарищ Вэнь И: вы не полетите.— А я, извините, полечу! — теряя терпение, сказал лётчик.— Вы меня удивляете, товарищ Вэнь И, — проговорила Мэй. — В носке летать нельзя, а обувь надеть вы не можете.— Значит, в этом все дело?! — радостно воскликнул Вэнь И. — Так я через полчаса приду к вам обутый.— И я тут же отправлю вас в тыл.И тут Джойс услышал просительный голос Вэнь И:— Имейте сердце, товарищ Кун.— Летать с больной ногой нельзя.— Уверяю вас: никто не заметит. У меня и с одной ногой Чану жарко станет!Мэй рассмеялась:— Прежде всего жарко станет нам с вами, когда командир Лао Кэ увидит, что вы с больной ногой лезете в самолёт.— Позвольте уверить вас: он не увидит.Повидимому, спор надоел Мэй.— Придётся вам ещё отдохнуть, — строго заключила она.Через минуту Вэнь И, хромая и морщась от боли, проковылял мимо Джойса.Мэй показалась у входа с полотенцем в руках и кивком головы указала вслед удаляющемуся лётчику:— Просто болезнь какая-то: боятся хоть один вылет пропустить.— Истребитель действительно не девица, — с улыбкою сказал Джойс.— А человек с пулевым ранением в пятку, по-моему, и не истребитель.— Это, конечно, тоже верно, но если человек чувствует, что может вести машину…— Это уж предоставь мне знать: может он вести машину или не может.— В общем, видно, отличный народ, а вы его портите.Мэй удивлённо посмотрела на Джойса.— Что ты сказал?— Нежности! Парень хочет летать, значит летать может…— Я делала и делаю то, что мне велит долг.— Ты не фельдшерица где-нибудь в миссурийской воскресной школе для фермерских невест.— Да, я военный врач. Я в боевой части Народно-освободительной армии, где каждый лётчик на учёте. Я это знаю не хуже, чем ты. Именно поэтому я обязана следить, чтобы каждый лётчик был годен для работы, для боя.Мэй в раздражении отвернулась и пошла в пещеру. Джойс нагнал её и взял за руку.— Не сердись, все обойдётся… Я действительно не вправе вмешиваться, но лётчик, с которым я приехал, на деле покажет, что вы тут не правы…— Ах, не все ли мне равно, с кем ты приехал!— Это Чэн.Джойсу показалось, что при этом имени Мэй переменилась в лице.— Чэн?! — переспросила она.— Ну да, Чэн.Словно удивлённая и даже немного испуганная этой вестью, она снова растерянно, почти про себя повторила:— Чэн!..— Конечно, тот самый Чэн, — заставив себя улыбнуться, сказал Джойс. Он сделал вид, будто не понимает причины растерянности Мэй, хотя эта растерянность говорила ему больше, чем если бы Мэй сказала ему все о нем и о Чэне.А Мэй порывисто высвободила свою руку из пальцев Джойса и, делая вид, будто очень занята, стала перебирать инструменты.Когда Джойс ушёл, Мэй вздохнула с облегчением. Она хорошо понимала, что отношения, возникшие между ними в Штатах, не налагали на неё никаких обязательств, и тем не менее что-то похожее на стыд овладевало ею всякий раз, когда приходилось над этим задумываться… А в сущности, кем была она тогда в Америке? Одинокой китайской девушкой на далёкой, враждебной чужбине, где на неё смотрели, как на чужую не только и не столько потому, что она была иностранкой, сколько потому, что цвет её кожи был не совсем белый; потому, что она была дочерью народа, который янки привыкли эксплуатировать, как скот, народа, который они не считали и не хотели считать равным себе.Любила ли Мэй Джойса? Не уцепилась ли она тогда за протянутую ей большую ласковую руку потому, что та была так сильна и так ласкова, не больше?.. И виновата ли Мэй в том, что думала о Джойсе лишь до тех пор, пока не встретила в Китае Чэна?.. Вероятно, она не виновата ни в этом, ни в чём-либо другом перед Джойсом и тем не менее… Да, тем не менее при всяком свидании с Джойсом досада овладевала ею потому, что возвращалось это беспричинное чувство стыда… Уж не происходило ли это из-за того, что она всем своим существом чувствовала, что негр её любит, попрежнему любит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23