Уцелевшие медленно приходили в себя и начинали двигаться среди раненых.
К Зебу подошел за приказами сержант; на голове у него кровоточила жуткая рана. Зеб коротко распорядился:
— Поставьте восемь человек на баррикаду, как и раньше. Остальных пошлите собирать винтовки и боеприпасы и перевязывать раненых. А в помощь тем, кто отделался ушибами, мы можем выделить только четверых.
И повернулся к Кингу.
— Ну, как, Кинг, нравится? Это ты пригласил людей сюда. Ты слишком поторопился сунуть их в ад, который сам создал, нарушив договор. Ты привез их сюда — и ты их убил. А теперь живи с этим, если сможешь…
— Яичницу не сделаешь, не разбив яиц, — пробормотал Майк Кинг. — А яйца едут и будут ехать.
Но лицо у него было серое и больное, и он поспешил отвести глаза от мертвых и умирающих.
— Так что, вы раздумали убивать меня?
— Тебя? Да ты пули не стоишь. Ты и так мертвый. Ты мертвый уже много лет. Ты просто молоток в руках у директоров твоей дороги. А внутри у тебя пусто…
И вдруг он подумал: «Джули! Где же Джули?»
Он нашел ее — она помогала раненому, и направился к ней.
— Я уезжаю, — сказал он. — Прямо сейчас.
— Сейчас? — Она не могла поверить.
— Так лучше всего. Арапахи увидят, что я уезжаю, а они считают меня главным виновником. Я думаю, теперь вы сможете отбить любое нападение, но если я уеду, то, может быть, они вообще не нападут.
— Они убьют тебя.
— Может быть. Но я не напрашиваюсь на роль мученика — я пущусь наутек во всю прыть, как только выеду отсюда. Я возьму нашего эскадронного скакового коня, а своего оставлю.
Она положила руку ему на рукав.
— Нет!.. Не уезжай.
— Я должен. Если я уеду, они погонятся за мной. Это легче, чем снова атаковать здесь… Если мне удастся уйти, я буду ждать тебя в Солт-Лейк-Сити.
Не было слез, не было протестов. Мгновение они стояли, глядя друг Другу в глаза, а потом он быстро отвернулся.
Зеб прошел туда, где сержант отдавал приказы, в жуткое месиво на месте лагеря.
— Сержант, вы остаетесь старшим. Я ушел в отставку. И уезжаю немедленно. Может быть, они так жаждут меня заполучить, что оставят вас в покое… но позиция у вас хорошая, застать вас врасплох они уже не смогут, а завтра из Омахи прибудет поезд с дополнительными войсками.
— Что ж, прощайте, лейтенант.
— Прощайте, сержант.
— Удачи вам, лейтенант!
Он оседлал серого коня. Это был великолепный скакун, стайер. Зеб его сам купил, и они держали его специально для скачек, выигрывая время от времени неплохие деньги. А теперь ему предстояло скакать по-настоящему.
Он поднялся в седло и проехал шагом до конца баррикады. Навстречу ему вышел Воссель.
— Вон там, похоже, — он мотнул головой, но рукой не стал показывать, — ни одного из них нет. Так что у вас может получиться.
— Спасибо.
Индейцы, как они делают всегда, увезли своих погибших товарищей — кроме тех, кто пал в окружении врагов. Кое-где на траве остались лужи крови — свидетельство того, что и арапахам досталось крепко.
Он поехал вдоль долины рысью, так, чтобы индейцы смогли увидеть его. Он направлялся на запад. Похоже, это рецепт на все случаи жизни: если дело плохо, двигай на запад.
Прозвучал выстрел.
Он оглянулся назад, с удивлением отметив, какое расстояние успел покрыть. А потом увидел арапахов. Они вытянулись длинной цепью вдоль гребня, они ехали за ним.
Он посмотрел на север — там была вторая цепь. Индейцы направлялись к некоей точке впереди, где надеялись перехватить его.
— Ну, что ж, Джубал, — сказал он серому коню, — давай поглядим, на что ты годен.
Длинные ноги вытянулись, копыта ударили по дерну, ветер хлестнул в лицо. Серый несся гладким, великолепным шагом, он любил бег.
Где-то впереди лежало завтра — если не изменит удача.
Копыта выбивали по дерну ровный ритм. Он пригнулся пониже к гриве, чтобы уменьшить сопротивление воздуха.
Глава восемнадцатая
Гейб Френч остановился на углу и посмотрел вдоль улицы. В последний раз он поднимался на Ноб-Хилл, когда искал владельца упряжки, работавшего у него в давние времена. Тогда Хилл был скопищем скромных деревянных коттеджей. Теперь их заменили богато украшенные особняки.
Он прищурился — уж очень ярко блестело солнце на латунном заборе Джима Флуда, обошедшемся в тридцать тысяч долларов. Забор тянулся на два квартала, специально нанятый работник постоянно его полировал. Гейб слышал об этом заборе. Ну да, это же Клив рассказывал ему — и о заборе, и о человеке, который каждый день его полирует!
Серые башни замка Хопкинса с высаженными на террасах садами виднелись через улицу наискосок. Он проходил, не обращая внимания на особняки Колтона, Стэнфорда и Крокера. Он никогда не посещал дом Клива, пока тот был жив, и казалось странным, что он идет туда сейчас, когда Клив умер. Но все же в старые времена они были друзьями, а дружба эта сохранилась и в последующие годы.
— Единственный человек, которому я завидовал, — сказал Гейб вслух, остановившись на углу. — Было в нем что-то такое… вкус, так бы я это назвал.
— Что было?
Гейб обернулся, услышав вопрос. Ему было неловко, что кто-то услышал, как он разговаривает сам с собой.
— Я спрашиваю, не знаете ли вы, где особняк Клива Ван Валена, — пробормотал он.
Прохожий показал рукой.
— А вон там. Хотя сегодня вряд ли можно сказать, что это его особняк. И, судя по всему, завтра он уже не будет принадлежать и его вдове. Его распродают со всем барахлом, до последнего гвоздя.
Прохожий был маленький, чопорный, с крохотными глазками и противным выражением лица, и в голосе его отчетливо слышалось злорадство.
Это разозлило Гейба Френча, и он сказал:
— Будь он живой, им бы это не удалось!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95