Скоро они доберутся. Клив ехал впереди, полуобернувшись в седле, чтобы не маячить все время спиной к Лилит.
— Я отправлюсь в Сан-Франциско, — оживленно говорила она, — куплю себе дом на Ноб-Хилл, заведу собственную карету с кучером. У меня будет самое тонкое белье, и серебро, и хрусталь — все, о чем я мечтала… и я никогда больше не буду петь перед толпой мужчин.
Через минуту-другую она добавила:
— А еще у меня будет концертный рояль, и когда мне захочется петь, я буду петь для себя… и для своих друзей.
— А для меня ты будешь петь, Лилит?
— Да, всегда, когда захочешь… и я буду носить красивую одежду, давать обеды людям, которые мне нравятся… а, может быть, совершу путешествие в Нью-Йорк… или даже в Париж и в Вену. Ты был в Вене, Клив?
— В Вене, Инсбруке, Байрейте, Веймаре, Монте-Карло… тебе там понравится, Лил.
Дорога делала длинную петлю, и далеко впереди они увидели более широкую часть каньона, где находились участки подземных разработок жильного золота. Теперь дорога стала шире, они ехали рядом и молчали. Так много ждало их впереди… и вскоре так много можно будет оставить позади…
Дорога нырнула вниз, и они увидели груды камня там, где из туннелей выбрасывали пустую породу. Ниже, на берегу ручья, стоял желоб для промывки золота, а из него в ручей стекала тонкая струйка воды.
У горы, под несколькими растрепанными деревьями, стоял сбитый на скорую руку сарайчик; на пеньке у двери сидел бородатый человек и курил трубку. В нескольких шагах от него индейская скво молола кукурузные зерна на примитивных жерновах.
Они подъехали ближе, но ни бородатый, ни скво даже не подняли глаз. Бородач, неподвижный как камень, глядел на солнечные блики в ручье.
Клив и Лилит остановили коней. Она бросила взгляд на темную дыру в склоне горы, потом огляделась по сторонам с явным разочарованием. И внезапно, непонятно почему, ощутила холодок страха.
— Мы ищем мистера Хаггинза, — сказал Клив.
— Считайте, что нашли.
— Это — мисс Лилит Прескотт.
— А я так и подумал. Мне говорили, что она красотка. — Он беззаботно махнул рукой. Под ногтями была грязь. — Все тут, как старина Брукс застолбил. Тут у него одно время работало двадцать человек.
— А где они теперь? — спросила Лилит. — Кто сейчас добывает золото?
— Вы про золото говорите… вы в жизни не видели такого золота, как эта заявка давала! Только это оказался просто карман — добыли на четыре тысячи, а потом он иссяк…
Непонятный страх стал реальностью. Клив быстро оглянулся на Лилит. Губы у нее были крепко сжаты — и от потрясения, и от мысли о том, что оно означает для Клива.
— Мистер Брукс… он успел потратить сотни три, прежде чем у него сердце отказало, да и мне пришлось изрядно выложить за гроб с бронзовыми ручками… тут в горах это здорово дорого обходится. Ну, а остальное — там чистая ерунда осталась. Я так считаю, мне причитается, за то что я сижу тут на этой. заявке. — Он поднял на них прищуренные глаза. — Это ж ведь честно, а?
Клив повернул коня.
— Ты поверишь ему на слово, или мне поглядеть? Я ему верю.
Бородатый наконец пошевелился и поднялся с пенька.
— Прошу, пожалуйста, глядите — только там и глядеть-то не на что. Мы с моей женщиной… мы отсюда уматываем. Я в том смысле, что тут для человека и нет-то ничего… мы отправимся в дальние леса. Уж такой я человек — люблю охоту.
Без единого слова Лилит повернула лошадь обратно к тропе. Только через несколько минут она сказала спокойным тоном:
— Что ж, как ты и говорил, Клив — я всегда могу петь. Думаю, можно начать прямо здесь… Я им пообещала, что в другой раз. Ладно, пора нам и вернуться — вернуться к действительности.
* * *
Роджер Морган услышал звуки музыки, еще не добравшись до парусинового шатра — театра. Первое, что он увидел от входа, была длинная стойка, за которой четверо барменов вертелись, как на сковороде, едва поспевая выполнять заказы людей, толпящихся у бара в три, а то и четыре ряда. Здесь были калифорнийские испанцы в расклешенных книзу штанах, здесь были китайцы, ирландцы, немцы, французы и, конечно, мексиканцы, «чили», как звали их здесь по названию любимого блюда, мяса с красным перцем, — в этой толпе можно было сыскать любую расу и любую национальность.
Он шагнул чуть в сторону от двери и огляделся. За несколькими столами шла игра. В дальнем конце шатра находилась сцена, сейчас пустая. Музыканты, сдвинув стулья к краю сцены, сидели и пили пиво.
Поселок Джекэсс-Хилл, или Ослиная гора, переживал бум. Один из карманов в кварцевой жиле давал ежедневно от ста до трехсот долларов; какой-то золотоискатель буквально за полтора месяца выгреб золота на десять тысяч долларов с участка площадью едва в сотню квадратных футов. Дюжины разведывательных шурфов вдоль горы дали своим хозяевам достаточно, чтобы превратить их в богачей — по крайней мере, на какое-то время. Поселок называли Ослиная гора в честь вьючных ослов, которые бесконечными караванами брели через гору к шахтам.
Это была необузданная толпа, сорящая деньгами. Не каждый здесь стал богачом, но каждый подхватил золотую лихорадку, так что каждый вел себя как богач и, пока были деньги, тратил их как богач.
Морган пробивался через толпу, обшаривая взглядом столы в поисках знакомых лиц — и среди них то, которое он смутно предполагал здесь увидеть и которого надеялся не видеть больше никогда.
И вдруг на сцене, под звуки аккордеона и скрипки, появилась Лилит и запела «Как тебя звали в Штатах?».
Роджер Морган нашел свободный стул и уселся, не сводя с нее глаз. Игра пошла медленнее, здесь и там люди даже отставляли в сторону стаканы. Все как один смотрели они на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95