Не поднимая головы, Бучер на коленях прокрался к письменному столу, достал из ящика свой «вальтер», проверил обойму и сунул его в кобуру под мышку. Впервые после того, как к нему вернулось сознание, он почувствовал себя полностью одетым. По-прежнему не вставая на ноги, он на коленях оттащил труп Ямашида за картотечные ящики у противоположной стены, убедившись, что на полу не осталось следов крови.
Бучер уже собирался занять свое прежнее положение спиной к стене, как вдруг взгляд его упал на прозрачное стекло, отгораживающее кабинет от ангара. Через несколько вентиляционных отверстий он увидел гаш-шашинов, которые только что подходили к кабинету, а также Ибн-Вахида и Джонни Просетти.
Просетти попал в беду. В серьезную беду. В ту самую беду, о которой Бучер предупреждал его. Распростертый, он лежал на песке метрах в сорока от ангара, причем каждый из гаш-шашинов крепко удерживал его за запястье или за щиколотку, а в руках у Ибн-Вахида была та самая двадцатилитровая канистра.
Гортанный душераздирающий вопль вырвался из груди Просетти, когда Ибн-Вахид размеренно, не торопясь начал обливать его бензином. Однако эти страшные отчаянные крики не дали никакого эффекта. Ибн-Вахид продолжал лить бензин, гаш-шашины ржали и перешучивались, изнемогая от сладостного садистского нетерпения, а Джонни Просетти все издавал такие жуткие, леденящие душу вопли, что даже у привыкшего ко всему Бучера кровь стыла в жилах.
Опорожнив канистру, Ибн-Вахид подал гаш-шашинам знак, и все они одновременно отпустили Просетти, сделав шаг назад. Просетти стал лихорадочно подниматься, стремясь убежать прочь. Он заскулил от ужаса, когда Ибн-Вахид бросил к его ногам зажженную спичку. Буквально в одно мгновение огненные языки охватили Просетти, и он превратился в живой факел, обезумевший от нестерпимой боли, причиняемой пламенем, пожирающим его плоть. Бросаясь то вправо, то влево, он испускал истошные вопли, заглушающие зловещее потрескивание.
Ибн-Вахид опять отдал какое-то распоряжение четырем гаш-шашинам, указав на один из двух больших вертолетов, стоящих метрах в ста от них. Все четверо послушно встали по двое в затылок друг к другу и направились к вертолету.
Когда он легко взмыл вверх и исчез в безоблачном голубом небе, от Джонни Просетти на песке осталась лишь бесформенная подрагивающая груда обугленного человеческого мяса.
Весь содрогаясь от отвращения, Бучер опустил голову, чтобы не созерцать вызывающее рвоту зрелище, пытаясь проглотить застрявший в горле комок. Джонни Просетти, конечно, не заслуживал того, чтобы жизнь ему была сохранена, фактически давно уже лишив себя права называться человеком, но умереть столь ужасной, мучительной смертью...
И опять Бучер, согнувшись, на коленях пробрался назад, к стене, занял прежнее положение, заведя руки за спину. Но на этот раз рука его сжимала не нож, а «Вальтер П-38»! Ему непременно нужно было выведать у Ибн-Вахида некоторые подробности, знать которые мог только сам Ибн-Вахид, иначе Бучер давно уже начал бы действовать. И едва он занял нужное положение, как произошло то неизбежное, чего он столь долго ждал, – дверь распахнулась, и вошел Ибн-Вахид. Человек в длинном черном балахоне с закрытым маской лицом с минуту молча смотрел на него, после чего проговорил:
– Возблагодарим всемогущего аллаха за столь долгожданную встречу!
Слова, произносимые через модулятор голоса, звучали раскатисто-гулко, с металлическим отзвуком.
– Интересно, – Бучер говорил отчетливо, чеканя каждое слово, – как повлияло бы на арабское мужское самолюбие известие о том, что во главе Ордена Гаш-шашинов стоит женщина?
Он неожиданности Ибн-Вахид резко вздрогнул и медленно опустился в кресло, стоящее за письменным столом.
– Значит, тебе известно, кто я, – произнес гулкий металлический голос.
– Известно. Жирный Витторио и Кид Мокетон раскололись и выложили всю подноготную, лишь бы спасти свои шкуры.
Две руки в черных перчатках протянулись к маске, и через мгновение Бучер смотрел в красивые серые глаза Анны Хелм. Однако что-то незнакомое появилось сейчас в этих глазах. В ее взгляде было нечто странное.
– Одного не могу понять, – спокойно проговорил Бучер, – как это тебе удавалось сообщать своим людям о моих предполагаемых передвижениях, не подходя к телефону. Ты ведь нигде не звонила. По крайней мере, ни в Рено, ни в Мехико – точно, а Лэппи Рэмзак с компанией уже поджидал меня в отеле «Женева».
– Неужели так трудно догадаться, глупый? – самоуверенно улыбнулась Анна. – Хороший радиотехник может творить чудеса всего из нескольких транзисторов. Связь поддерживалась по радио, только и всего.
– Но Лэппи Рэмзак чуть было не пристрелил тебя.
– Да ничего подобного. Он просто сделал вид, чтобы сыграть на твоем дон-кихотстве и прикончить тебя, когда ты бросишься из укрытия мне на помощь. Все время, что ты стоял в том проулке, я была с Рэмзаком на связи. Когда в «Женеве» тебя убрать не удалось, я изменила тактику и стала по кусочкам то там, то тут подбрасывать тебе ценную информацию, чтобы заманить сюда.
– Это ты убила Карамину?
Анна кивнула.
– Случилось непредвиденное. Тот нож предназначался для тебя.
– Вчера ночью в постели ты не была только кровожадной.
Анна рассмеялась глубоким грудным смехом.
– Глупыш, ведь в постели ты что надо, с Джонни Просетти не сравнить. А еще я не убила тебя в «Язифике» потому, что если постоянно только работать без отдыха, то можно занудой стать.
– Считаю, что и Саида Хадрабу убила ты.
– Правильно считаешь. Этот добрячок, уже давно начал совать нос в мои дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42