– По-моему, следует, – улыбнулся Евгений Иванович.
– Итак… позвольте начать. Заранее прошу прощения за вольный стиль изложения и, возможно, неясную композицию грустной повести моей. Излагать буду чисто эмоционально.
– Мы привыкли к разным стилям и эмоциям, – сказал майор.
– Начну с того, что сманил меня с ясного пути на тропку жуликов двоюродный брат моей матери, Пухлый Матвей Терентьевич.
Подробно о Пухлом потом. Итак, первое его поручение: лететь из Ростова в Ялту. Пухлый вручает мне пакет и паспортную фотокарточку.
В условленном месте, в точно указанное дядей время я должен был вручить пакет лицу, изображенному на паспортном фото.
Как любитель аттракционов, я заглянул в пакет. Два часа трудился над вскрытием и закрытием. В пакете я узрел два новеньких паспорта; один – на имя Джейрана Яна Петровича, якобы уроженца Ростова, другой – на имя Курбского Леона Константиновича, якобы уроженца Астрахани, первый прописан в Бердянске, второй в Тбилиси. Сработал эти паспорта несомненный специалист.
За паспортом явился именуемый Джейраном. Среднего роста, с любвеобильными глазками, теноральным убаюкивающим голосом – ни дать ни взять протестантский пастор, христов проповедник. И верно – в прошлом Джейран пел в соборном хоре в Ломоносовске, позже окончил театральное училище и служил в театре актером. Впоследствии я убедился: двуликий Ян – отличный артист и душегуб в равной мере. Однажды я провинился, нарушил правила. В одном городе познакомился с девушкой и задержался на несколько дней. Небесные глазки побелели, улыбочку добродушного пастора затмил роковой взгляд инквизитора.
«За недорогую цену, милый кавалер, – сказал он мне, – тебя укокошат в разыгранной драке. Проверенное средство. Больше увещевать не стану. Знай, я против лирики. Всякой».
Курбского я никогда не видел, но знал, что это помощник Джейрана. Также известно – в этой компании действует какая-то княжна, понаслышке красавица, но, вероятно, не княжна.
Последние два беспаспортных года я успешно переходил в другое качество на Н‑ском заводе точных приборов. Мне персонально очищал душу инженер, молодой ученый, внук царского генерала. Дед инженера служил в армии Брусилова начальником артиллерии корпуса. В декабре тысяча девятьсот семнадцатого года генерал Харловский в Москве явился к Антонову-Овсеенко с двумя сыновьями-артиллеристами и вступил в Красную гвардию. Внук генерала Харловского, Виталий Александрович, пленил меня. Он жил красиво. Другого слова не хочу. И ещё интеллигентно. Я, расконвоированный зэка, бывал у него дома. Меня восхищали его жена – женщина, которой можно гордиться, и чудесная дочурка. Жена Харловского – главный врач. «Вот так надо жить! – повторял я. – Целеустремленно и красиво».
«Я знал деда, – говорил мне Виталий Александрович. – Он наказал: „Будь артиллеристом. Артиллерия – верный защитник человечества от всякого разбоя“».
Я стал специалистом, обслуживающим артиллерию… Товарищ майор, я понятно излагаю?
– Вполне.
– Между прочим, уголовный розыск – это тоже артиллерия против всяких разбойников.
– Малого калибра, – сказал Воробушкин.
– Но прямой наводки. Теперь о Бердянске. До встречи в аэропорту с вашими коллегами я с матерью жил в Ростове. Дядя Пухлый ведал большим магазином в районе «Россельмаша». Не сомневаюсь, вы вскоре встретитесь с этим нахмуренным хищником. Короче – однажды дядя Пухлый предложил нам переехать в Бердянск и приобрести на имя мамы домик с роскошным садом: ему, видите ли, неудобно становиться владельцем недвижимого имущества.
Мне были обещаны черный костюм и импортное пальто. О них я мечтал. Я, студент второго курса, уговорил маму, так что мое падение, выражаясь литературно, началось ещё до первой поездки в Ялту и знакомства с Джейраном.
К домику дядя Пухлый в волшебные сроки пристроил двухэтажный дом, одиннадцать коммерческих комнат и отдельную квартиру для себя из четырех комнат, хотя по сей день в ней не живет. Мы – мама, жена погибшего командира эскадрона, и я – стали мнимыми владельцами двух домов по системе: заботы наши, доходы дяде. В этом доме и был прописан Джейран.
Неделю назад я из Сухуми слетал к дяде Пухлому. Пришёл в магазин. Узнаю – дядя им уже не ведает. Работает в управлении торговли. Устал от материальной ответственности. Я подкараулил его у выхода. В доме дяди я бывал два или три раза в год. Квартира сверхотличная. Дверь всегда на цепочке.
Если даже цепочка снята, дальше порога вас не пускают. В прихожей поверх плюшевых дорожек красуется белая полотняная, по ней гуляют два пушистых кота. Людям вход закрыт. В квартире царствует культ быта, – всё вылизано, начищено, всё блестит и сверкает. В одной из комнат перед иконами вечная лампада, мамаша дядиной супруги назло коммунистам демонстрирует свои страстные отношения с богом.
Пухлый, увидев меня, чуть вскинул голову – сделать большее ему мешает толщина шеи.
«Где побеседуем?» – спросил он. Я – «В ресторане».
«Туда не хочу».
«К вам пойдём».
«Это не разговор».
Я уже не мог видеть его хмурую кабанью физию. Глядя на неё, кажется, что Пухлого мучает изжога.
«Пойдём ко мне в гостиницу», – предложил я.
«Чего вздумал».
«Может, в прокуратуру?»
«Угрожаешь?»
«А что?»
«Ну чего тебе надо? Деньги?»
«Хотя бы. Вы мне должны комиссионные за не доставленные вам пятьсот джемперов и за восемь лет скромного поведения, благодаря которому вы находитесь здесь, играете с вашими котами, а не толкаете рудничные тачки на брегах хладных морей».
Мой непочтительный тон оскорбил Пухлого, его широкие ноздри побагровели, он был похож на вепря, почуявшего охотников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78