Одн
ако, будучи нахлебником дядюшки, Иван Алексеевич открыто и решительно вы
ступать против него боялся. Тем и объясняются столь неустойчивые отноше
ния между племянником и Степаном Степанычем. Всех же остальных обывател
ей Фуражек Иван Алексеевич и за людей не считал, что, по его мнению, было вы
ше презрения.
Обыватели относились к Ивану Алексеевичу с почтением, хотя и говорили, ч
то артист Отелков в кино «изображает толпу».
Иван Алексеевич проснулся ровно в десять. Рано вставать Отелков считал д
урной привычкой, а сегодня тем более. Дома он все равно не завтракал, нынче
и завтракать было не на что. Вчера он ужинал в ресторане, правда, угощал пр
иятель, артист Васенька Шляпоберский, и вот добираться до дому пришлось
на свой последний рубль. Вспомнив об этом, Отелков сморщился, замотал гол
овой.
Ничто так не возмущало Ивана Алексеевича, как безденежье. Деньги для нег
о были одновременно и счастьем, и злом. Не потому, что он был жаден до них, на
оборот, скорее он был слишком щедр; просто у Отелкова их почему-то всегда
не хватало, хотя зарабатывал он если не больше, то по крайней мере не меньш
е Васеньки Шляпоберского, на аванс которого вчера пили коньяк с шампанск
им, тройной кофе с лимоном и угощали ананасами каких-то неизвестных дам.

В последний раз Иван Алексеевич неплохо заработал на дубляже заграничн
ых картин. На эти деньги он собирался подремонтировать дом, «сделать» но
вое пальто и до отвала накормить боксера. Но деньги так быстро и бесследн
о исчезли, словно Иван Алексеевич положил их в дырявый карман.
Ц Фу ты черт возьми, какая непростительная глупость! Ц Он не договорил,
в чем заключалась эта глупость, и, сжав голову руками, простонал: Ц Ужасно
!
В углу на войлочной подстилке зашевелился вислоухий боксер и, подняв уны
лую морду, посмотрел на Отелкова. Иван Алексеевич продолжал стонать и ох
ать. Боксер, волоча задние ноги, приковылял к хозяину и положил на кровать
лапу.
Иван Алексеевич подергал собаку за ухо и равнодушно спросил:
Ц Жрать, хочешь, Урод? А у меня ничего нету. Ни копейки.
Боксер благодарно полизал руку Отелкова. Иван Алексеевич, машинально по
глаживая голову боксера, стал размышлять о жизни, о неудачах, о деньгах.
Ц Да, скучища без денег! Ужасно страшная скучища. И почему это их нам нико
гда не хватает, Урод?
Урод, склонив голову, смотрел на Отелкова, и его печальные, с лиловой пленк
ой глаза, казалось, выражали немой укор.
Ивану Алексеевичу вскоре надоело философствовать. Он сказал собаке: «По
шел прочь, на место» Ц и, повернувшись на спину, бессмысленно уставился в
потолок, грязно-серый, с черной, как борозда, трещиной. Пес отправился в св
ой угол.
Урод во всем оправдывал свою кличку. Задние лапы у него были так вывернут
ы, что походили на ласты. Когда Урод двигался, они громко шлепали.
Ставни не открывались со вчерашнего вечера, но вся комната была забрызга
на солнцем Ц его лучи проникали в бесчисленные дыры и щели ставен.
Иван Алексеевич перевел глаза с потолка на стены. По обоям цвета болотно
й травы струились кривые ржавые ручьи; в трех местах обои вздулись подуш
кой, а над книжной полкой свисали лохмотьями.
Ц Фу, гадость, до чего я докатился, Ц простонал Иван Алексеевич, перевер
нулся на живот и уткнулся носом в подушку.
Отелкова грызла совесть, она всегда безжалостно мучила его по утрам. «Во
т он, человек неглупый, образованный, с положением в обществе, а живет хуже
, чем… и не придумаешь никакого сравнения», Ц думал о себе Отелков в трет
ьем лице.
Робко, как будто случайно кем-то задетый, протинькал в сенях звонок. Иван
Алексеевич не обратил на него внимания и с головой закутался в одеяло. Зв
онок продребезжал громче, Отелков не пошевелился.
Урод затряс ушами и беспокойно завертел головой. Звонок не переставая др
ебезжал и звякал. Урод совсем растерялся, он подполз к кровати, схватил зу
бами одеяло и потащил его с Отелкова.
Иван Алексеевич спустил ноги на пол, зевнул, поскреб волосатую грудь. Зво
нок теперь звонил протяжно и неприятно, как будильник.
Ц Видно, не отвяжется, Ц сказал Отелков, сунул ноги в шлепанцы, завернул
ся в халат, пошел открывать дверь и сразу же вернулся, сбросил халат и тяже
ло, как мешок с отрубями, свалился на кровать.
Приоткрылась дверь, и робко, бочком протиснулась женщина с кошелкой в ру
ках. Оттого ли, что в комнате было сумрачно, или от чувства неловкости женщ
ина долго стояла у порога, переступая с ноги на ногу. Отелков не шевелился
, одним глазом наблюдая за ней, думал: «Уйдет или не уйдет?» Женщина, видимо,
решила остаться. Поставила кошелку на пол и, не спуская глаз с Ивана Алекс
еевича, сняла плащ.
Ц Я ненадолго. Посижу и уйду… Ц сказала она и, помолчав, добавила: Ц Шла
с рынка, мимо. Думаю: зайти или не зайти? Вот и зашла. А ты как будто и не рад?
Ц говорила женщина, усаживаясь на стул и расправляя на коленях платье.
Отелков сделал вид, что хочет встать.
Ц Лежи, лежи, я ненадолго. Посижу и уйду, Ц торопливо проговорила женщин
а и виновато улыбнулась.
Иван Алексеевич облегченно вздохнул и так потянулся, что затрещала кров
ать.
Урод давно уже вылез из своего угла и, нетерпеливо перебирая лапами, не от
рываясь, смотрел на женщину. В глазах его было все: и преданность, и любовь,
и надежда. Но женщина не замечала Урода, она смотрела на Ивана Алексеевич
а, и в глазах ее было то же, что и у собаки. Терпение Урода в конце концов лоп
нуло, и он вежливо подергал зубами подол платья. Женщина испуганно вздро
гнула, но, увидев собаку, радостно всплеснула руками:
1 2 3 4