Ц Милый ты мой, Уродушка! Как же это я тебя забыла! Ц Женщина вскочила, по
копалась в кошелке, вытащила газетный сверток и показала Уроду. Дрожа от
нетерпения, боксер взвизгнул.
Ц Что это? Ц спросил Отелков.
Ц Кости…
Ц Отнеси на улицу. Пусть там жрет.
Женщина, спровадив Урода глодать кости, стала прибирать комнату. Ее креп
кая фигура двигалась по комнате гибко и бесшумно.
И когда она, подметая пол, приблизилась к Ивану Алексеевичу, он тяжело опу
стил ей на затылок руку. Женщина присела и широко открытыми счастливыми
глазами посмотрела на Ивана Алексеевича.
Ц Пришла?… Молодец, что пришла. Ц Иван Алексеевич ласкал ее волосы, глад
ко зачесанные и собранные на затылке в узел. Нащупав шпильку, он ее вытащи
л, и волосы рассыпались по спине. Женщина, закрыв глаза, запрокинула голов
у. Рот у нее приоткрылся, обнажив плотную белую полоску зубов. Иван Алексе
евич обнял женщину, стиснул, поцеловал в лоб, потом в открытые губы. Женщин
а, охнув, встала на колени и прошептала:
Ц Зачем же вдруг… сразу так… Дай хоть пол подмести.
Глаза у нее искрились от радости, она что-то торопливо, бессвязно говорил
а, но Отелков ее не слушал, он гладил ее и чувствовал, что его руки вместе с т
еплом тела ощущают какое-то другое тепло, от которого дрожит каждая жилк
а и кружится голова…
Потом Иван Алексеевич лежа курил и равнодушно наблюдал за ползущим по ст
ене клопом.
Когда ему это наскучило, он скосил глаза на женщину, на ее голые плечи, на р
азбросанные по подушке волосы.
«Странно, как их у нее много, Ц подумал, Ц и как это она ухитряется их так
гладко причесывать. Вероятно, волосы очень тонкие».
Голова у женщины была запрокинута, глаза закрыты, лицо маленькое, бледно
е, измученное, а губы сморщились, как увядший лепесток фуксии. Отелкову ст
ало обидно за свое мужское достоинство: почему ему, здоровому, видному му
жчине, приходится лежать с этой уже немолодой да и не слишком красивой ба
бой?
«Пора бы ей и честь знать», Ц подумал он и толкнул женщину локтем. Она не о
тветила. Но по тому, как вздрогнули губы и шевельнулись ресницы, Иван Алек
сеевич понял, что она не спит. Отелков неуклюже повернулся к ней спиной.
Он задремал, а когда очнулся, женщина одевалась.
«А что, если у нее попросить хотя бы рублей пять?» Мысль пришла внезапно, и
Отелков попытался за нее ухватиться. Женщина припудрилась, слегка подкр
асилась, сняла с вешалки плащ.
«Вот сейчас она уйдет, и уйдут пять рублей», Ц подумал Отелков, но попрос
ить не хватило смелости.
Взяв сумку, она открыла дверь, на секунду остановилась и посмотрела на От
елкова.
«Вот сейчас подойдет, поцелует в лоб, и я у нее спрошу».
Но она не подошла и, тихо закрыв дверь, исчезла.
Ц Ушла… и даже пол не домела. Ц Иван Алексеевич выругался. Ц Все. Больше
я ее на порог не пущу.
Подобные решения Отелков принимал часто, но еще чаще от них отказывался.
Он и сам не мог понять, каким магнитом машинистка Серафима Анисимовна Не
дощекина его притягивала. Он ее не любил, да и особой страсти к ней не чувс
твовал. Но она была какаято особенная. Одним словом, как ее определил Иван
Алексеевич, уютная. А уюта-то как раз ему и недоставало. Однажды Серафима
Анисимовна сказала Отелкову:
Ц Я одинокая, а ты одиночше меня. Ты такой одинокий, хуже, чем крот. Мне и те
бя, и себя жалко. Потому я и хожу к тебе.
Крепко сжав ладонями виски, Отелков стал думать, где бы раздобыть хоть ру
бля три. Думал долго и не заметил, как уснул.
Когда Иван Алексеевич проснулся, в доме было совсем темно. Он понял, что со
лнце сместилось и теперь светит не в ставни, а в глухую стену. Отелков вста
л, завернулся в халат, вытолкнул железный стержень засова, и ставни с грох
отом распахнулись. Он открыл окно, лениво опустился на стул и стал смотре
ть на улицу.
Стоял безоблачный, душный июльский полдень. Из сада в комнату, как из раск
аленной печки, втягивался плотный, горячий воздух. Иван Алексеевич отодв
инул стул, закурил, облокотился на подоконник.
Все изнывало от жары. Тополя, бессильно опустив ветви, бросали на землю жи
дкие, короткие тени. Густой малинник вдоль забора вывернулся наизнанку,
поседел и не шелохнется. Опустив хвосты, уныло бродили соседские куры. По
д кустом крыжовника, положив на лапы голову, парился Урод. Мокрый язык выв
алился из пасти и трепыхался, как тряпка. За забором, словно подмасленная
сковорода, блестела асфальтовая дорога. Взгляд Отелкова уперся в железн
одорожную насыпь с желтыми плешинами песка и мелкой ржавой травой.
Ничто так не раздражало Отелкова, как эта насыпы Вот уже тринадцать лет о
на торчит перед его глазами и до того обрыдла, что даже в самые отрадные ми
нуты жизни Иван Алексеевич старается не открывать ставни, чтобы не испор
тить себе настроения. Но и это мало помогает. Когда по ней с чугунным грохо
том ползет тяжеловесный состав, дом трясется и звякает, как телега с кухо
нной посудой.
Настроение у Отелкова было хуже чем отвратительное. Давило не только без
денежье, но и отсутствие каких-либо перспектив. Роль, на которую он рассчи
тывал, отдали другому, по мнению Ивана Алексеевича, совершенно бездарном
у артисту. Режиссер-постановщик, злой, желчный, весь утыканный остротами,
как еж иглами, насмешливо сказал ему:
Ц Вы, Отелков, умеете играть только себя. А такой роли у меня в фильме нет.
Подождите, напишут, тогда и поработаем.
Ц Играете только себя, Ц медленно, по складам повторил Отелков и горько
усмехнулся: Ц Разве только я один! А эта дутая знаменитость Сомов Ц штат
ный исполнитель бюрократов?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4