Вы же взяли с него клятву хранить тайну, не так ли? Этот человек честнее целой курии кардиналов. Вы же знаете меня, Сандро! Единственное, что я люблю больше еды и женщин — это сплетни. Нельзя же найти труп с отрезанными любовными орешками и сохранить это в секрете!
Поэт выбрал в вазе засахаренный миндальный орех и сунул его в рот.
Кавалли решил, что нужно будет сделать внушение тем из своих людей, кто принимал участие в расследовании. Если уж Аретино знает подробности убийства, то можно не сомневаться: знают это все.
— Полагаю, вы уже установили связь случившегося с заговором против дожа? — поинтересовался Пьетро.
— Это не ваше дело.
— Мое дело — сама жизнь, старина, а также смерть, если она столь загадочна, как смерть Моро.
Поэт не спеша жевал миндаль, поглаживая бороду.
— Ясно, что убийца питал к Моро крайнюю ненависть.
Сандро пришел к такому же выводу, как только увидел труп.
— Так что убийцей может оказаться и женщина, — продолжал Аретино, — и в этом случае нетрудно объяснить, почему для убийства был использован отравленный кинжал. Женщина не так сильна, как мужчина, но яд прекрасно их уравнивает в силе.
— Если вы желаете сохранить свои любовные орешки в целости, Пьетро, держите ваши выводы при себе.
Аретино подмигнул.
— Легче удержать прилив в лагуне.
Кавалли, наконец, не выдержал и улыбнулся. Каким бы докучливым не был поэт, он всегда забавлял, сохраняя злобу для своих пасквилей.
— Маэстро дома? — Сандро кивнул в сторону студии.
— Работает. Его лучше не беспокоить.
— А вы кто, его сторожевая собака?
Пьетро рассмеялся и налил вино в два бокала.
— Составьте мне компанию, Сандро! Вас редко увидишь с бокалом в руке. Доставьте уж мне удовольствие!
Кавалли неохотно принял приглашение и взял один бокал из рук Аретино.
— Я к вам не заглядываю, Пьетро, потому что у вас так легко споткнуться: на каждом шагу гости! Вы превратили свой дом в лечебницу, должен заметить.
Аретино залпом выпил вино.
— Только одно крыло. Мне жаль несчастных.
Несмотря на хвастовство и скупость, поэт так же легко открывал двери своего дома для нищих, как и для принцев.
— Другое крыло, — продолжал Пьетро, подмигивая Сандро, — это мой гарем. Сейчас у меня шесть любовниц. Вы знаете, люди зовут их Аретине.
Сандро догадывался, кто именно прозвал их так.
— Вы ждете от меня шесть поздравлений?
— Старина, больше! Я не довольствуюсь только своим гаремом! Пойдемте, хочу вам кое-что показать.
Бросив нетерпеливый взгляд на дверь, Кавалли смирился с назойливым обществом Аретино и вслед за облаченной в бархат могучей фигурой прошел, минуя переход, в длинную затемненную комнату.
— Частная галерея Тициана, — пояснил Пьетро.
— И что мы здесь делаем?
— По-моему, ничего частного не бывает! — Аретино неуклюже пробрался к окну и распахнул ставни.
В комнату хлынул поток света. Из мебели в ней была лишь скамья в форме буквы U. На стенах висели несколько полотен без рам. На каждом холсте изображена была одна и та же женщина — Лаура.
Все самообладание понадобилось Сандро, чтобы внешне остаться совершенно спокойным, и вся хитрость понадобилась Пьетро, чтобы разгадать, что скрывается за холодным выражением его лица.
— А я так и думал! — пропел Аретино. — Даже Страж Ночи поддался ее чарам! Тициан так мне и сказал, но я не поверил, а зря.
— Что вам сказал Тициан?
— Что вы э… что Лаура произвела на вас впечатление.
— Какая Лаура?
Аретино усмехнулся и погрозил Сандро пальцем.
— Друг мой, я измеряю ваш интерес тем, сколь упорно вы демонстрируете его отсутствие. Вас можно читать, как открытую книгу. Вы без ума от нее, Сандро!
— Не будьте смешным! Она же совсем ребенок.
— Но в высшей степени манящий и привлекательный, разве нет? Ладно, знаю, вы горите желанием узнать мое мнение обо всех этих картинках, поэтому пощажу ваше достоинство: можете не спрашивать!
Он похлопал себя по животу, похожему на бочку.
— Твердый как арбуз!
Поэт по самому себе поаплодировал еще раз, идя вдоль стены.
— То, что Петрарка сделал для Лауры в стихах, Тициан делает для ее тезки в живописи. Над этими полотнами он трудился несколько месяцев. Как видите, Лаура вдохновила маэстро, как никакая другая натурщица.
Аретино задержался возле пышной Венеры.
— Слюнки текут, а?
Обнаженная богиня, лежащая в томной неге, вызывала в теле Сандро значительно более сильный отклик, нежели простое слюноотделение. Оторвав от картины взгляд, он стал созерцать облик Флоры, нежной, как согретый солнцем спелый персик. На соседнем полотне Леда предавалась любви с лебедем. Выражение ее лица неприятно напомнило Сандро о том, какое лицо было у Лауры в объятиях Марка-Антонио. Откашлявшись, он перевел глаза на Цирцею, обращающую животных в людей. И все эти женщины на полотнах маэстро были Лаурой. В жизни же она не была ни одной из них.
«Нет, — вспомнил Сандро. — В первую встречу она показалась мне богиней!» В каждом образе, изображенном Тицианом, было что-то реальное, земное, но сквозило и нечто божественное, невозможное на земле, Глаза такие искренние, простодушные, в то же время казались полными тайн.
— Довольно… мило, — сказал Сандро. Аретино разразился смехом.
— Какой же вы бездарный актер, но критик из вас… еще бездарнее! Боже, ну признайте же это! Тициан выразил в этих картинах весь свой гений, неужто не видите? Они столь великолепны, что даже пугают.
— Что же маэстро намерен с ними делать? — наморщил лоб Сандро. Он представил себе толпы ценителей прекрасного, умоляющих художника продать им эти шедевры.
Аретино вздохнул:
— Я не знаю, кажется, маэстро пока не решил ничего определенного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106