Под конец я бесстрастно
заметил, что за дополнительной информацией советую обратиться и моему
старому знакомому Силки Тревису, представляющему паноптикум в цирке Пегли
и Маттерсона.
Это сделанное мимоходом замечание вызвало настоящий взрыв. Мне тут же
сообщили, что именно цирковая диковина послужила поводом для вопроса. "Это
- странное, похожее на кота существо, - сказал студент, понизив голос, -
оно смотрит на тебя с таким же интересом, что и ты на него".
В этот момент прозвенел звонок и избавил меня от необходимости
комментировать это замечание. Помню однако, что я подумал тогда, как мало
изменилась человеческая натура. Людей по-прежнему интересуют в первую
очередь отклонения от нормы, тогда как меня, ученого, поражает именно
нормальность.
И после этого я не собирался идти в цирк. Возвращаясь домой, я полез
за пазуху и вынул из кармана карточку со снимком Силки. Я рассеянно
взглянул на нее еще раз и прочел текст на обороте.
"Доставка межпространственной корреспонденции требует огромной
энергии, что может вызвать разницу времени. Поэтому возможно, что эта
открытка дойдет да тебя прежде, чем я узнаю, кто ты. На всякий случай
посылаю еще одну в цирк на твое имя и с твоим адресом.
Не гадай о том, как они были тебе доставлены. Просто в нашем почтовом
ящике помещается некое устройство, которое переносит карточки в ящик на
Земле, откуда они доставляются обычным путем. Само устройство тут же
исчезает.
Снимок говорит сам за себя!".
Однако он ничего мне не говорил! Я снова почувствовал досаду и сунул
открытку в карман, собираясь сейчас же позвонить Силки и спросить, что
означает вся эта ерунда. Разумеется, я этого не сделал. В конце концов,
это было не так уж и важно.
Когда я встал на следующее утро, надпись "КОТ ХОЧЕТ С ТОБОЙ
ГОВОРИТЬ!" красовалась с наружной стороны того же стекла. Видимо, она
находилась там уже давно, потому что линии уже начинали таять. Когда я
кончил завтракать, они совсем исчезли.
На этот раз я испытал скорее беспокойство, чем злость. Такая
настойчивость со стороны Силки указывала на невротическое расстройство его
психики. Может, следует сходить на это выступление, доставить ему
удовлетворение, которое позволит отдохнуть его беспокойному духу,
посещавшему меня две ночи подряд? Однако только после обеда мне пришла в
голову мысль, укрепившая меня в этом намерении. Я подумал о Вирджинии.
Уже два года я читал биологию в университете штата, реализуя таким
образом юношеские стремления, которые - теперь я это ясно вижу - впервые в
жизни завели меня в тупик. Именно тогда, впервые за время своего довольно
монотонного существования, я почувствовал матримониальные порывы. Моей
избранницей была Вирджиния, но она, к несчастью, считала меня помесью
улитки и чистого разума. Я мог быть абсолютно уверен, что мысль выйти за
меня замуж до сих пор никогда к ней не приходила.
Какое-то время я питал надежду, что найду способ переубедить ее, не
рискуя своим достоинством, докажу ей, что являюсь человеком романтическим,
и она ответит "да". И вот подвернулся случай доказать свою романтичность,
а именно - показать, что я по-прежнему восхищаюсь цирком. А в качестве
кульминации вечера я предложил бы ей демонстрацию Силки собственной
персоной. Можно было надеяться, что само знакомство с таким типом тронет
ее эксцентрическую душу.
Первый барьер был взят, когда я позвонил Вирджинии и она согласилась
пойти со мной в цирк. Я делал хорошую мину уже с самого начала - во время
поездки на колесе обозрения и подобных детских штучек. Наконец я улучил
момент и предложил ей пойти взглянуть на диковины, представляемые моим
старым другом Силки Тревисом.
Это действительно произвело на нее впечатление. Остановившись, она
укоризненно посмотрела на меня.
- Филипп, - сказала она, - не хочешь ли ты сказать, что лично знаком
с Силки? Тебе придется это доказать.
Когда мы вошли, Силки не было, но билетер вызвал его из какого-то
подсобного помещения, и через минуту Силки ворвался в главный шатер, где
располагался его салон диковин. Фигурой он напоминал растолстевшую акулу.
Глаза его сузились, словно все эти пятнадцать лет он провел, прикидывая,
как использовать ближних для собственной выгоды. Я не заметил
маниакального взгляда, запечатленного на фотографии, но по лицу его
уверенно читались маниакальные склонности: жадность, стремление к обману и
жестокость. Он был именно таким, как я и ожидал, и вот что самое
интересное: он неподдельно мне обрадовался. Это была специфическая радость
- как у одинокого бродяги, который наконец-то увидел жилье. Мы оба чуть
переборщили, приветствуя друг друга, но в равной степени были рады своему
взаимному энтузиазму. Когда кончились приветствия и представления,
доброжелательность Силки расцвела совсем уж пышным цветом.
- Недавно здесь был Брик. Он говорил, что ты читаешь лекции в
университете. Поздравляю! Я всегда знал, что в тебе что-то есть.
Я постарался поскорее уйти от этой темы.
- А может, ты нас поводишь и расскажешь что-нибудь о себе? -
предложил я.
До этого мы уже осмотрели необыкновенно толстую женщину и живой
человеческий скелет, но Силки вернулся к ним, чтобы рассказать о СВОЕЙ
жизни с ними: как он их нашел и как мог получить признание. Он был очень
многословен, поэтому время от времени я подгонял его.
1 2 3 4 5 6