ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
это вздымалась пучина самого времени, и вот уже волна поглотила ее. Тейе огляделась, сидя на троне. Повсюду она видела лица, в той или иной мере отмеченные возрастом, тусклые глаза, ослабевшие, согбенные тела тех, кому простые движения уже давались с трудом и болью. Не имело значения, что в этих телах обитали ка, всегда жизнерадостные и полные молодой силы. Желаниям духа противостояла стареющая плоть, и только глаза, где временами вспыхивал прежний блеск, все еще выдавали не тронутую временем душу. Тейе поймала себя на том, что разглядывает Тиа-ха – маленькую толстую женщину с чрезмерно накрашенным лицом, которая кланялась и улыбалась, как юная кокетка. Она быстро отвела взгляд, но тут же встретилась со спокойным и внимательным взглядом Нефертити. Высокая и стройная, парик убран золотой спиралевидной сеткой, вьющейся поверх локонов до самой талии и завихряющейся ниже плавного изгиба бедер до самых колен. А она женщина, – горько подумала Тейе – Двадцати восьми лет. Как так могло случиться? Новая беременность Нефертити была уже заметна, и молодая женщина, казалось, олицетворяла собой все, что Тейе – она знала это – утратила навсегда. Нефертити торжествующе улыбнулась тетке и исчезла в темноте занавешенной кабины.
Эхнатон шагнул вперед, двойная корона на нем сияла, фараонская бородка из плетеного золота и ляпис-лазури ярко вспыхивала. Струйки фимиама поползли вверх, и жрецы Атона приступили к молитвам за удачное путешествие. Эхнатон взял Тейе за руки, когда она поднялась.
– Ты знаешь, что я дал обет никогда не возвращаться в Фивы, – спокойно сказал он. – Если ты пожелаешь увидеть меня снова, тебе придется приехать в Ахетатон. Матушка моя, для нашего возлюбленного Египта наступает новая эра, и через десять тысяч хенти, когда почитание Атона распространится по всему миру, люди забудут о том, что когда-то существовали Фивы с их богом. Но они всегда будут помнить, что меня родила ты, и будут с почтением произносить твое имя.
Она нежно коснулась его щеки.
– У тебя сегодня снова болит голова.
Он закивал, поморщившись от боли, которую причиняло ему каждое движение.
– Да. Снова меня касается божественная рука, но, когда Фивы скроются из виду, я смогу поспать.
Больше говорить было не о чем. Тейе откинулась на троне, а Эхнатон отправился перерезать горло быку, уже связанному и спокойно ожидавшему своей участи на переносном алтаре. Струи вина и искупительного молока полились на ступени причала. Чаши с кровью передавали из рук в руки среди толпившихся перед дворцом и среди тех, кто уже занял места на судах, но никто не поддался безумному порыву помазать себя, как обычно во время ритуала благодарения в былые дни. Двор Эхнатона научился сдержанности.
Наконец фараон воздел окровавленную руку и, пройдя по сходням, исчез в кабине. Прозвучал приказ кормчего, и судно отчалило. Весла с плеском ударились о воду, и «Хаэм-Маат» отчалила от берега Малкатты.
Тейе не стала задерживаться на причале, а, сделав знак Хайе и своей свите, медленно направилась во дворец, миновав огромную приемную залу, теперь пустую и безжизненную, потом залу для личных приемов фараона, и вышла в сад. Здесь она поднялась по ступеням, прилегавшим к внешней стене дворца, и взошла на крышу. За полоской пальм, покачивающих сухими кронами, виднелась скученная масса судов, стремящихся занять позицию позади царской ладьи, которая уже повернула на север. Весла погружались и поднимались. Реяли флаги на мачтах. Островки, которых было много по Нилу между Фивами и Малкаттой, постепенно становились различимы, по мере того как корабли один за другим расходились в стороны и в просветах между ними заблестела вода. В этот день тумана на реке не было. Пилоны и башни Карнака врезались в синее небо, и справа и слева от них по линии горизонта простирался, казалось, бесконечно огромный город.
– Тысячи людей выстроились вдоль причалов и стоят в воде, – обратилась Тейе к Хайе некоторое время спустя. – Они высыпали даже на крыши. Однако я не слышу их голосов.
– Это потому, что они молчат, императрица, – сухо ответил Хайя. – Невеселый для них день. Я не видел ни одного жреца Амона на причале Карнака.
– Они не хотят смотреть на эго.
Тейе заслонила гядза рукой. Неровная коричневая масса была необычайно неподвижна и молчалива, и постепенно враждебность горожан передалась Тейе как предчувствие возмущения и затаенной, бесцельной жестокости.
Хайя тоже почувствовал это и, засуетившись рядом с ней, отступил от края крыши и обтер лицо.
– Думаю, что они пока не понимают, что произошло, – заметил он, когда Тейе тоже отошла от низкого парапета. – В Фивах не будут больше закупать еду, вино и предметы роскоши, потому что все торговцы теперь, конечно, переместятся на север, в Ахетатон, вместе с иноземными посланниками. А значит, прекратится торговля, с которой в Малкатту поступало большинство иноземных товаров, не говоря уже об урожаях зерна из личных угодий знати. И фараон больше не будет строить в окрестностях города. Будет много голодных, люди остались теперь без работы.
– Есть еще жрецы, у них можно найти работу, – раздраженно бросила Тейе. – В Карнаке больше двадцати тысяч жрецов, и с их имуществом тоже нужно управляться. Фивы пострадают, но не погибнут. Послушай, какая пустота вокруг, Хайя! Я, наверно, просплю весь остаток дня.
Было хорошо лежать в тихой, затемненной комнате, закрыв глаза. Она проспала до рассвета следующего дня, потом завтракала в постели под сладкоголосое пение артистов. Потом, неторопливо одевшись и накрасившись, вальяжно прохаживалась по дворцу, непринужденно болтая со своими людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198
Эхнатон шагнул вперед, двойная корона на нем сияла, фараонская бородка из плетеного золота и ляпис-лазури ярко вспыхивала. Струйки фимиама поползли вверх, и жрецы Атона приступили к молитвам за удачное путешествие. Эхнатон взял Тейе за руки, когда она поднялась.
– Ты знаешь, что я дал обет никогда не возвращаться в Фивы, – спокойно сказал он. – Если ты пожелаешь увидеть меня снова, тебе придется приехать в Ахетатон. Матушка моя, для нашего возлюбленного Египта наступает новая эра, и через десять тысяч хенти, когда почитание Атона распространится по всему миру, люди забудут о том, что когда-то существовали Фивы с их богом. Но они всегда будут помнить, что меня родила ты, и будут с почтением произносить твое имя.
Она нежно коснулась его щеки.
– У тебя сегодня снова болит голова.
Он закивал, поморщившись от боли, которую причиняло ему каждое движение.
– Да. Снова меня касается божественная рука, но, когда Фивы скроются из виду, я смогу поспать.
Больше говорить было не о чем. Тейе откинулась на троне, а Эхнатон отправился перерезать горло быку, уже связанному и спокойно ожидавшему своей участи на переносном алтаре. Струи вина и искупительного молока полились на ступени причала. Чаши с кровью передавали из рук в руки среди толпившихся перед дворцом и среди тех, кто уже занял места на судах, но никто не поддался безумному порыву помазать себя, как обычно во время ритуала благодарения в былые дни. Двор Эхнатона научился сдержанности.
Наконец фараон воздел окровавленную руку и, пройдя по сходням, исчез в кабине. Прозвучал приказ кормчего, и судно отчалило. Весла с плеском ударились о воду, и «Хаэм-Маат» отчалила от берега Малкатты.
Тейе не стала задерживаться на причале, а, сделав знак Хайе и своей свите, медленно направилась во дворец, миновав огромную приемную залу, теперь пустую и безжизненную, потом залу для личных приемов фараона, и вышла в сад. Здесь она поднялась по ступеням, прилегавшим к внешней стене дворца, и взошла на крышу. За полоской пальм, покачивающих сухими кронами, виднелась скученная масса судов, стремящихся занять позицию позади царской ладьи, которая уже повернула на север. Весла погружались и поднимались. Реяли флаги на мачтах. Островки, которых было много по Нилу между Фивами и Малкаттой, постепенно становились различимы, по мере того как корабли один за другим расходились в стороны и в просветах между ними заблестела вода. В этот день тумана на реке не было. Пилоны и башни Карнака врезались в синее небо, и справа и слева от них по линии горизонта простирался, казалось, бесконечно огромный город.
– Тысячи людей выстроились вдоль причалов и стоят в воде, – обратилась Тейе к Хайе некоторое время спустя. – Они высыпали даже на крыши. Однако я не слышу их голосов.
– Это потому, что они молчат, императрица, – сухо ответил Хайя. – Невеселый для них день. Я не видел ни одного жреца Амона на причале Карнака.
– Они не хотят смотреть на эго.
Тейе заслонила гядза рукой. Неровная коричневая масса была необычайно неподвижна и молчалива, и постепенно враждебность горожан передалась Тейе как предчувствие возмущения и затаенной, бесцельной жестокости.
Хайя тоже почувствовал это и, засуетившись рядом с ней, отступил от края крыши и обтер лицо.
– Думаю, что они пока не понимают, что произошло, – заметил он, когда Тейе тоже отошла от низкого парапета. – В Фивах не будут больше закупать еду, вино и предметы роскоши, потому что все торговцы теперь, конечно, переместятся на север, в Ахетатон, вместе с иноземными посланниками. А значит, прекратится торговля, с которой в Малкатту поступало большинство иноземных товаров, не говоря уже об урожаях зерна из личных угодий знати. И фараон больше не будет строить в окрестностях города. Будет много голодных, люди остались теперь без работы.
– Есть еще жрецы, у них можно найти работу, – раздраженно бросила Тейе. – В Карнаке больше двадцати тысяч жрецов, и с их имуществом тоже нужно управляться. Фивы пострадают, но не погибнут. Послушай, какая пустота вокруг, Хайя! Я, наверно, просплю весь остаток дня.
Было хорошо лежать в тихой, затемненной комнате, закрыв глаза. Она проспала до рассвета следующего дня, потом завтракала в постели под сладкоголосое пение артистов. Потом, неторопливо одевшись и накрасившись, вальяжно прохаживалась по дворцу, непринужденно болтая со своими людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198