Когда староста ушел, снова послышалось звяканье цепей: вошел Матфей, чтобы взять у меня тарелку и миску, и очень удивил меня, заговорив со мной. Сохраняя прежний свой угрюмый вид и едва глядя на меня, он спросил отрывисто:
– Вы опять собираетесь ехать?
Я кивнул головой в знак согласия.
– А помните того лысого Гнедка, который упал тогда вместе с вами? – буркнул он, устремив мрачный взгляд в пол.
Я снова утвердительно кивнул головой.
– Хочу продать эту лошадь. Другой такой нет во всем Блуа, да и в самом Париже. Дотроньтесь только рукояткой хлыста до бедра – и она пустится, как из лука стрела. А так обычно на ней хоть ребенок может ездить. Теперь она в стойле, в третьем доме от «Трех Голубей», в переулке Аманси. Френуа не знает, где она. Он вчера присылал ко мне спрашивать, но я не сказал.
Искра человеческого чувства, мелькнувшая на его грубом, почти зверском лице, когда он заговорил о лошади, возбудила во мне желание узнать дальнейшие подробности. По счастью, как раз в эту минуту показалась в дверях и девочка, которая искала своего приятеля. От нее мне удалось узнать, что Матфей желает продать лошадь из опасения, как бы торговец, в чьем стойле она стояла, не присвоил ее себе в уплату за постой и прокорм. Я все-таки не мог понять, почему он обратился с этим предложением именно ко мне, и был польщен, когда узнал всю истину. Будучи совершенно нищим и бездомным, Матфей был привязан к Гнедку – единственному своему имуществу в последние шесть лет. Беспокоясь о судьбе Гнедка, он и решил сбыть его мне, полагая, что я буду хорошо обращаться с ним и не захочу воспользоваться беззащитностью хозяина, не заставлю его продешевить. Я согласился купить лошадь за 10 крон, заплатив, кроме того, за ее постой в конюшне. Мне хотелось также сделать что-нибудь для самого Матфея: меня тронула мысль, что и в нем оказалось человеческое чувство, а также то доверие, с которым он обратился ко мне. Но раздавшийся в эту минуту внизу лестницы шум отвлек мое внимание. Я услышал свое имя, повторенное кем-то несколько раз, и на время забыл все остальное.

ГЛАВА IX
Ко мне, мои друзья!

Мне страшно хотелось узнать, кто там и что им от меня нужно. Находясь в том возбужденном состоянии, когда наше зрение и слух точно удваиваются, я обратил особенное внимание на странную медлительность в заслышанных шагах, на какую-то нерешительность, которая живо сообщилась и мне самому. Смутный страх овладел мною, пока я стоял, прислушиваясь. Раньше чем дверь отворилась, меня охватило предчувствие чего-то недоброго. Я не мог понять, как это я не спросил ничего о короле, в безопасности ли он. Словом, мною овладел полный упадок духа, как обыкновенно бывает после приливов чрезмерной радости.
Я был готов встретить грозные взгляды, но никак не ожидал увидеть тех, кто появился предо мной, и вовсе не способен был уяснить себе их странное поведение. Посетителями моими оказались Ажан и Симон Флейкс. Но первый из них вместо того, чтобы поздороваться со мной с обычной своей утонченной вежливостью, встретил меня с опущенным взором и с таким мрачным видом, что при одном взгляде на него все мои опасения удвоились. Мне вспоминались все ужасы и мучения, которые, по намекам Рамбулье, могли ожидать меня в тюрьме. Я считал уже вполне естественным появление вслед за гостями тюремщика с цепями и кандалами. Поклонившись Франсуа с таким же, если еще не более мрачным, выражением лица, как у него, я едва нашел в себе достаточно спокойствия, чтобы предложить скромное мое помещение к его услугам. Он поблагодарил меня, но с таким мрачным видом и так неестественно, что каждое его слово еще более разжигало мое любопытство. Симон Флейкс отошел к окну и повернулся к нам спиной. Казалось, что никто не знал, о чем говорить. Кругом царила такая натянутость, что я не в силах был переносить ее долее и, раздраженный неестественной принужденностью моего друга, которая невольно сообщалась и мне, резко обратился к нему с вопросом, вернулся ли его дядя.
– Он приехал около полуночи, – ответил Ажан, чертя что-то на полу кончиком хлыста.
Такой ответ удивил меня, так как Франсуа был одет по-дорожному, и в его платье и оружии не было на этот раз обычного оттенка щеголеватости. Но он не выказывал никакого желания давать мне дальнейшие объяснения и сам даже не полюбопытствовал узнать, как судьба свела меня с ним именно здесь; я, со своей стороны, также не коснулся этого вопроса и ограничился тем, что спросил его, удалось ли его отряду настигнуть беглецов.
– Да, но без всяких последствий.
– А король?
– При нем теперь Рамбулье, – ответил Ажан, продолжая чертить что-то на земле хлыстом.
Этот ответ несколько рассеял мои опасения. Но Ажан сказал это с таким встревоженным видом, самый тон его так не согласовался с его обычной беспечностью, что я снова смутился. Я взглянул на Симона, но тот стоял, – отвернувшись от меня, и на его лице я ничего не мог прочесть: я успел только заметить, что он также был одет по-дорожному и вооружен. Я внимательно прислушивался ко всякому шуму, но не мог уловить ничего, что указывало бы на приближение старосты-маршала. Вдруг я снова вспомнил про мадемуазель. А что, если Мэньян оказался неспособен к выполнению возложенной на него задачи? Под влиянием возбуждения, вызванного этой мыслью, я порывисто вскочил со стула и схватил Ажана за руку.
– Что случилось? – воскликнул я. – Так это опять Брюль? Неужели он вломился ко мне прошлой ночью!.. Что? – воскликнул я, прочтя в его глазах утвердительный ответ и в ужасе отступая назад. – Так это действительно был он?
Ажан, который также встал с своего места, судорожно стиснул мою руку и держал ее несколько минут в своей, смотря мне в лицо взглядом, в котором отражались и злость, и волнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147