Морли и один из хирургов измеряли кровяное давление и проверяли условные рефлексы. Одевшись, они спустились перекусить в пустой кафетерий и, усевшись за столики, стали спорить, как назвать новое время еды. Авери предложил «мидфуд», Морли – «манч». Затем несколько часов они провели за просмотром фильмов о своем трехнедельном гипнотическом трансе.
Программа закончилась, и они спустились в зал лишь тогда, когда начало светать. После бессонной ночи они по-прежнему чувствовали себя бодрыми и веселыми. Горрел постоянно подшучивал над Ленгом по поводу его гипнотической прогулки.
– Глаза пылают, рот распахнут. – Ленг попытался отвернуться от Горрела, но тот продолжал: – Да посмотри на себя, ты и сейчас все такой же. Поверь мне, ты еще не проснулся, ты все еще под гипнозом. – Он повернулся к Морли. – Правда, доктор?
Морли с трудом подавил зевок.
– Во всяком случае я – это точно. – Ему казалось, что это он, а вовсе не трое мужчин, идущие перед ним по коридору, провел три недели без сна.
Хотя вся клиника спала, лампы вдоль коридоров и лестниц по приказу Нейла были оставлены включенными. Передними шли двое служащих и проверяли: все ли двери заперты, все ли окна занавешены и нет ли где-нибудь по пути темного угла. Все это делалось потому, что Нейл видел прямую связь между темнотой и сном.
– Давайте допустим, что ассоциация между темнотой и сном сама по себе может вызвать сон. Высшие млекопитающие выжили только благодаря своей способности собирать и квалифицировать информацию. Поместите их в темноту, не позволяйте им получать визуальную информацию, и они будут парализованы. А сон – это защитный рефлекс. Он обеспечивает нормальный рефлекс и заодно сберегает энергию...
На лестничной площадке находилось широкое окно, через которое днем можно было видеть больничный парк. Когда они проходили мимо, Горрел остановился, и его рука непроизвольно легла на штору. Тут же он перехватил внимательный взгляд Морли.
– Табу, доктор? – спросил он.
Морли оглядел всех трех мужчин. Горрел был совершенно спокоен, на его лице не было ни капли волнения. Ленг сидел на перилах, лениво наблюдая то за Морли, то за Горрелом. Лишь Авери казался слегка взволнованным, на его напряженном лице проступила бледность. В голове у Морли мелькнула совершенно не относящаяся к делу мысль: видимо, им придется бриться два раза в день. Затем: где же, черт побери, Нейл? Он-то знал, что они непременно выглянут в окно, как только появится такая возможность.
Он заметил, что Ленг широко улыбнулся ему, и пожал плечами, стараясь скрыть свою растерянность.
– Продолжайте, если вы этого хотите.
Горрел кивнул, распахнул шторы, и ночь ворвалась в окно. В темноте неясно вырисовывались очертания темных улиц и холмов, и лишь мигавшая на крыше далекого супермаркета неоновая реклама хоть как-то освещала местность. Ни Ленг, ни Горрел не почувствовали ничего необычного, и скоро их интерес угас. Сердце Авери резко прыгнуло вверх, но он быстро взял себя в руки, подошел к окну и, взглянув на чистое, безоблачное небо с яркими сияющими звездами, подставил лицо под мягкие порывы теплого ветра.
Морли тоже подошел к окну и облокотился на подоконник рядом с Авери. Краем глаза он следил за троицей в поисках каких-нибудь изменений (учащения дыхания, блеска глаз), свидетельствующих об отрицательном воздействии. Ему вспомнилось предупреждение Нейла: сон – это рефлекс, переходящий в привычку. Но если мы перерезали несколько нервных окончаний, ведущих к гипоталамусу, это никак не значит, что сон не может овладеть организмом другими путями. В конце концов рано или поздно нам придется рискнуть и вывести их на улицу ночью.
Морли все еще раздумывал над этим, когда кто-то коснулся его плеча.
– Доктор, – услышал он голос Ленга. – Доктор Морли.
Он оторвался от созерцания звездного неба и огляделся. Авери и Горрел были уже на середине лестницы, и только Ленг стоял рядом.
– Что случилось?
– Ничего. Просто мы уходим в зал, – он внимательно оглядел Морли. – С вами все в порядке?
Морли провел руками по лицу.
– Боже, я наверное задремал. – Он взглянул на часы. Четыре двадцать. Они стояли у окна более пятнадцати минут. – А я еще волновался о вас!
Все заулыбались.
– Доктор, – сказал Горрел. – Я могу порекомендовать вам хорошее снотворное!
Около пяти часов силы стали покидать их. Почки стали хуже справляться со своими функциями и перестали полностью выводить вредные вещества, которые пошли в ткани. Руки стали влажными и скованными, ноги подгибались, как резиновые. Все чувства притупились, тело сковала усталость.
Сначала Авери подумал, что это был приступ мигрени, но, увидев состояние своих друзей, понял, что ошибся. Он без интереса взял в руки журнал и принялся листать его; пальцы повиновались не лучше куска пластилина. В конце концов к ним спустился Нейл, свежий и бодрый, пританцовывавший на носках ботинок.
– Как прошла ночь? – повернувшись к ним вполоборота, с улыбкой спросил он. – Чувствуете себя о'кей?
– Не очень, доктор, – сказал Горрел. – Легкий приступ бессонницы.
Улыбку Нейла как ветром сдуло, и он, поманив их за собой, быстрым шагом направился к хирургическому центру.
В девять, побрившись и переодевшись, Горрел, Авери и Ленг зашли в лекционный зал. Они снова чувствовали себя бодрыми и спокойными. Головная боль и оцепенение прошли после принятия нескольких таблеток, и Нейл сказал им, что через неделю почки будут нормально справляться с возросшей нагрузкой.
Весь день они провели в хирургическом центре, испытывая на себе различные тесты, наблюдая на экране за мельканием геометрических фигур и переливами цветовых комбинаций.
1 2 3 4 5 6