- За что, начальник? - Леха тихо сел.
- За распитие спиртных напитков, за нарушение больничного режима.
- Что же мне обратно в зону? Не имеешь права, лепило, я чахоточный.
- Если ваше здоровье позволяет вам пить, значит, оно позволяет вам и
работать. Трудоустройством вашим займется милиция. Сейчас же идите к
главному врачу, он вас ждет.
- Ясно, козел. Век воли тебе не видать.
Леха натянул пижаму, что-то переложил из тумбочки в карман и вышел.
Костя Веселовский своими удивленно-синими глазами выжидающе смотрел
на врача. Но его тот ждал тот же диагноз, что и меня когда-то: ждите ре-
зультатов лечения месяца через два-три.
Следующий.
Семеныч. Этому ждать нечего. Как стул? Как давление? Здесь получше,
там похуже, отдыхайте, не волнуйтесь, еще подержим вас с месяц.
Следующий.
Аркадий Комлев.
- Мы вам сделали томограмму пять дней назад. Смотрели ее и наши рент-
генологи и посылали мы ее на консультацию. Диагноз установлен всеми оди-
наковый - туберкулома ваша созрела. Вам необходима операция, делать ее
вам будут не здесь. Мы подготовили направление. Отрежут вам эту гадость
и будете жить спокойно до глубокой старости. Вы согласны?
Аркадий только чуть напрягся окаменевшим лицом.
- Надо, так надо. Если вы считаете, что это необходимо, делайте.
- Вот и хорошо. После обхода обязательно зайдите ко мне, договори-
лись?
Следующий.
Степан Груздев без улыбки спросил вставшего у его постели Романа Бо-
рисовича:
- Степан, ты же знаешь разницу между каверной и туберкуломой. У Ком-
лева небольшой мешочек с гноем, а у тебя открытая ранка. Знаешь что? Да-
вай-ка, мы тебе сменим лекарства. Хватит стрептомицин колоть, будем цик-
лосерин пить. Им, кстати, "Полтора Ивана" спасся.
- Можно и циклосерином потравиться, - равнодушно согласился Степан и
отвернулся.
Следующий.
Титов. У него даже одышка куда-то пропала, только буравит врача впа-
лыми, в черных кругах, горячечными глазами.
Роман Борисович тактично спокоен:
- Дмитрий Алексеевич, я вас попрошу сейчас встать и перейти в палату
номер четыре. Вам уже приготовлено место. Сестра поможет перенести ваши
вещи. Ваши товарищи по палате жалуются, что вы сильно кашляете по ночам,
спать им не даете. Кроме того, у вас опасная даже для них форма туберку-
леза. Да и удобнее вам там будет - свой звонок к сестре, своя лампочка,
горит даже ночью, можете читать, если не спиться. Вам жена гематоген
принесла? Вы его принимаете?
Меньше всего Титов ожидал, что может оказаться прокаженным среди та-
ких же. Кто же нажаловался на него? Подозрение может пасть на меня - на-
ши койки рядом, но это не я... скорее всего Сажин.
Титов молча встал, надел халат и в гробовом молчании вышел, шаркая
тапочками. С ним вышла старшая медсестра, а сестра-хозяйка, как только
за ними закрылась дверь, скинула на пол простыню, сложила в нее наволоч-
ку, пододеяльник и покрывало, подушки закатала в матрац и унесла все это
на дезинфекцию.
На конвейере опять освободилось место для следующего, с тайным ужасом
подумал я, и всей спиной ощутил, что на моей кровати побывали десятки,
может быть, сотни... А приступы кашля, действительно, душили Титова поч-
ти беспрерывно - надсадно, до испарины. Полное впечатление, что при та-
ком кашле видишь нутро человека.
Роман Борисович ждал окончания этой процедуры около моей кровати.
Следующий - я.
- Ну что, молодой человек, с вами все в порядке. Доктор Зацепина
прислала свое заключение. Рекомендует подлечить вас как следует, подер-
жать подальше. Но я считаю, хватит вам здесь находиться, ждите своей
очереди в санаторий. Поедете как только мы получим путевку. И чтобы
больше к нам не возвращаться.
Следующий.
Пустая кровать Лехи Шатаева.
Следующий.
Сажин с закрытыми глазами лежал на боку, лицом к окну, отвернувшись
от Гальштейна. Но по насупленным бровям, крепко стиснутым губам и едва
уловимому прищуру глаз ясно, что он не спит.
Роман Борисович тронул Сажина за плечо.
- Сажин!.. Сажин, проснитесь... Что с вами Сажин?
Сажин поднял веки. Глаза остались неподвижно устремленными в окно,
задумчиво созерцая ведомое только им.
- Что с вами? Почему вы не отвечаете?
Сажин перевернулся на спину и стал рассматривать в потолке палаты то
же, что он видел раньше в окне. Потом веско, размеренно сказал:
- Правды нет, не было и не будет.
Длинной паузы не выдержал Гальштейн:
- Все очень просто, Роман Борисович, - волновался Гальштейн.
На его лице всплыли красные пятна, он держался руками за край одеяла
и, лежа, напряженно держал вертикально голову. Как худая, носатая птица,
опрокинутая на спину.
- Я поспорил с товарищем Сажиным, о чем неважно, попросил супругу
принести из дому книгу, в которой черным по белому написано, что я, Петр
Дмитриевич Мальков, комендант Кремля, привел в исполнение приговор Фаине
Каплан. Показал книгу товарищу Сажину и тем доказал ему, что не мог он
Фаню видеть и разговаривать с ней. А товарищ Сажин стал грозить мне,
ударил по лицу, всех вас, сочинителей, перерезать надо, говорит. Я не
могу. Я больше не могу. Я прошу выписать меня, понимаете? Я вас очень
прошу...
Голова Гальштейна, как бы не выдержав напряжения, упала, наконец, на
подушку.
- Больной Гальштейн, немедленно успокойтесь! Что за истерика? Или вам
делать здесь, в тубдиспансере, нечего как доказывать правду? А вам, Са-
жин, стыдно бить пожилого человека, больного человека. Ведь это вы жало-
вались, что Титов не дает вам спать, просили удалить Титова из палаты,
как опасно больного, а теперь склоку затеваете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55