Дверь опять открылась, и вошел другой полицейский, неся поднос с булочками и кофе, который он поставил на стол между нами. Полицейский с гладким лицом вытянул вперед руку, ладонью вверх, жестом показывая, что я могу угощаться. Я налил себе кофе, добавил молока, потом взял булочку. Она была великолепна. И мне почему-то вспомнился вкус пива, которое я попробовал в день своего освобождения из белой комнаты, пять лет тому назад.
Пока я ел, полицейский сообщил мне, что по голландским законам с момента составления протокола меня имеют право задержать на один срок до шести часов, потом могут продлить задержание на два срока по двадцать четыре часа каждый. После этого меня либо отпустят, либо предъявят обвинение. Такова стандартная процедура. В случае, если предъявят обвинение, мне положен адвокат. Все, что он говорил, было очень разумно и понятно, поэтому я просто кивал, не зная, какие задавать вопросы.
Следующие полчаса ушли на заполнение многочисленных форм, в которых он писал четким, аккуратным почерком с небольшим наклоном влево. Потом у меня взяли отпечатки пальцев, сфотографировали и отвели назад в камеру. Полицейский сказал, что со мной поговорят сегодня же утром, но позже. Что меня допросят. Мне следует подготовиться к этому, предупредил он.
Когда перед обедом меня вывели из камеры, оказалось, что обстановка в полицейском участке полностью изменилась. Когда я шел по коридору, проходящие мимо полицейские бросали на меня укоризненные взгляды, а остальные смотрели холодно и отчужденно, как на подопытного животного. Полицейского с гладким лицом, который обращался со мной вежливо, нигде не было видно.
На этот раз, когда меня ввели в серую комнату, за столом сидели двое полицейских. У одного было вытянутое лицо и узкие плечи, его звали Снел. Он курил сигарету, небрежно выпуская дым из ноздрей. Другой, Питере, был лысоватым, с квадратной головой. Оба выглядели усталыми и недовольными. Они бы с удовольствием оказались где угодно, только не в этой комнате, и виновником их присутствия здесь оказался я. Как только я сел перед ними на стул, меня сразу же охватило паническое ощущение вины.
Они хотели услышать мою версию происшедшего предыдущей ночью. Я изложил голые факты, как они мне запомнились. Потом наступила пауза. Питере постукивал ручкой по блокноту, лежавшему перед ним. Страница была чистой, он ничего не записал. Меня немного задело то, что он не удосужился сделать ни одной пометки. Снел встал и начал прохаживаться взад и вперед, засунув руки в карманы. Он оказался неожиданно высоким, и от талии его туловище слегка наклонялось вперед. Сбоку он смотрелся как лыжник, прыгающий с трамплина.
– Вы рассказали нам о том, что вы сделали, – сказал Снел гнусавым голосом, – но не сказали, почему сделали это.
– Я не смогу объяснить, – признался я.
Снел искоса взглянул на меня, упираясь подбородком в плечо.
– Не можете объяснить, почему это сделали? – Нет.
– По информации, которую мы получили сегодня утром, – произнес Питере, – вы напали на девушку, пытаясь ее изнасиловать.
Я покачал головой:
– У меня не было намерения насиловать ее. Это было не изнасилование.
– Но вы сорвали с нее всю одежду, – возразил Питере. – Да.
– Если это не изнасилование, то что же? – удивился Снел. Он облокотился на стену, засунув руки в карманы.
Я не мог придумать ответ на этот вопрос. Хотя руки и ноги у меня были холодными, на груди и между лопаток выступила испарина.
– Почему вы напали на девушку? – спросил Питере.
– Я уже сказал, что не могу этого объяснить.
Опять оказавшись в камере, я крепко уснул. Мне приснилось, что Стефан Элмере женился на крупной грудастой женщине. Туго обтянутая бледно-розовым платьем, она с трудом балансировала в своих босоножках на высоких каблуках, так что страшно было на нее смотреть. Улыбаясь как самый закоренелый фаталист, Стефан сообщил мне, что у него уже есть пятеро детей, а теперь его жена ждет шестого. Потом мне снилось, что какой-то мужчина стрижет мне волосы. Он ужасно напортачил, местами выбрив мою голову, а местами оставив клочки волос, как у клоуна. Я обычно работаю в зоопарке, сказал он. Проснулся я оттого, что дверь камеры с грохотом распахнулась. Полицейский, которого я ни разу еще не видел, принес мне обед.
Вечером со мной опять беседовали Снел и Питере. Они добивались от меня объяснения. Хотя факты говорили сами за себя, мотив моих действий оставался непонятным. Если бы я только мог дать им более или менее ясное описание того, что творилось тогда в моей голове…
– Вам, может быть, проще изложить ваше объяснение письменно? – сказал Снел. Он присел на угол стола, болтая одной ногой и опираясь на другую, и предложил мне сигарету.
Я покачал головой:
– Спасибо. Я не курю.
– Девушка заигрывала с вами? – спросил он. – Она провоцировала вас чем-нибудь? Вы ведь симпатичный мужчина.
Он прикурил от своей золотой зажигалки, выпустил по своему обыкновению дым из ноздрей и отошел в дальний угол комнаты.
– Нет, она не заигрывала со мной.
Питере, казалось, был удивлен моим ответом. Наморщив свой большой квадратный лоб, он наклонился над блокнотом и что-то записал.
– Что, если так? – предложил Снел. – Вы увидели ее в клубе, и она сразу же вам понравилась. Вы не знаете, что на вас нашло, вы не могли себя сдержать, – он передвинул сигарету в уголок рта и глубоко затянулся. – Вы хотели ее.
Это была настолько простая, но в то же время непохожая на меня версия случившегося, что я, должно быть, улыбнулся.
– Я сказал что-нибудь смешное? – Снел оперся о стену, теперь держа одну руку в кармане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74