Все в этом мире подчинено одному закону. Начальство всегда унижает нижестоящих. Молоту достанется от капитана, нам, солдатам, – от него, ну а от нас – лошадям. Должны же мы хоть на ком-то отыграться.
Молот оправдал мои надежды только отчасти. Пинками, подтверждая правильность своих приказаний, он вышиб нас под дождь, не дав возможности даже слегка помучить лошадей.
– Куда мы попремся ночью? – подал голос Карманник. – Молот, давай хоть до утра посидим. Это тут еще светло, – продолжал он канючить, – а выедем за ворота – и все, первая кочка – и нет лошади. – Он перевел дух.
– У меня приказ, – отрезал Молот.
– Какой? Угробить всех нас вместе с лошадьми? – Карманник не унимался. – Там же нет дорога, ямы и рытвины сплошные.
– Ты чего разошелся? – Молот сделал два шага вперед. – По зубам давно не получал? – Он поднял кулак и заржал.
Над плечом Карманника торчит конская голова и шевелит губами, словно шепчет ему что-то.
– Ты что, из-за лошади? – сквозь смех спросил Молот.
– Ну да. – Карманник погладил кобылу по морде, она довольно всхрапнула. – Непривыкшая она к бездорожью. Сразу же ноги переломает.
– Возьми другую, отбери у кого-нибудь. Не мне тебя учить. – Каждый мальчишка, работающий на конюшне, знал, как именно заполучил Карманник эту кобылку.
– Не могу, она заскучает, – грустно ответил воришка.
– Вот она, настоящая любовь солдата и лошади. Ты с ней еще не спишь? – прогудел подошедший Гробовщик.
Улыбка сползла с лица Молота. Он медленно повернулся на пятках, сощурил глаза. В свете фонаря его лицо было лицом кровожадного божка из легенд. Он смотрел на Гробовщика снизу вверх. Тело его напряглось, он вот-вот вцепится громиле в глотку.
– Проспался, сука! – прорычал он. – Ты что учудил, гнида конская?
Кобыла Карманника презрительно фыркнула.
– А что? – Гробовщик медленно отступал. – Я только спросил.
– Спросил, твою мать. Метис!
Метис бросил ему сумку.
Молот извлек из нее сорочку и ткнул Гробовщику в морду.
– Что это?
– Тряп-пка. – Гляди, как зазаикался, и такого здорового можно напугать.
– Тряпка! – Молот развернул ее. – В этой тряпке ты, задница, явился седня на плац. Ты, паскуда, всех подвел. Из-за тебя капитан меня имел и в хвост и в гриву!
– И как оно? – спросил кто-то.
Молот медленно обернулся и осклабился. Людей сдуло.
– Я жду! – Он смотрел на Гробовщика, и пальцы его могучих кулаков мяли ночнушку.
– Ничего не помню. – Громила, обхватив голову руками, рухнул на землю, его качало из стороны в сторону, он стонал и, кажется, сейчас сблюет. – Не помню я, Молот, – жалобно прогудел Гробовщик. – Уснул вроде в форме в притоне, а проснулся тут и голый. Формы нет. Я вот нашел что-то, не знаю еще, толком не видел.
– Той же дамочки вещички? – Не вовремя я открываю свою пасть. Закроют мне ее однажды навсегда.
Молот и Гробовщик разом подняли на меня глаза
– Брысь! – скомандовал Молот.
Такие приказы дважды повторять не надо, особенно мне, я это еще по детству помню. Так что форму Гробовщика они разглядели. Мои мелькающие пятки дали им света.
Из городка мы выбрались ближе к полуночи. Над нашими головами висела луна, а небо было покрыто миллионами звезд. Наверное, так должно быть, но мы этого не видели. Небо вместе с луной и звездами скрыто за тучами, из которых дождь поливает несчастные головы солдат, уныло плетущихся по размокшим полям, заросшим лесам и прочему, будь оно неладно, бездорожью.
Молот словно сошел с ума. Он гнал нас строго на юго-восток, не разбирая дороги и не останавливаясь. Неужели его задница из другого материала? Может, она обита толстым слоем железа, и за это он получил свое прозвище, а кулаки так, прикрытие.
Эх, если б не он, сидел бы я сейчас за кружкой темного пива и слушал россказни служивых об их подвигах. А вокруг бегали бы маленькие визжащие человечки, штук так пять-шесть. И непомерно раздувшаяся жена, непременно носящая еще одного, ходит кругами и тихо постанывает. А когда собираются бабским советом все соседушки, ох и тяжело же приходится мне тогда.
Каждая из них норовит перемыть мне все кости и непременно заметит, что я только и могу, что детей строгать.
Неправда, я умею еще пиво пить.
И моя жена возвращается после посиделок домой и охаживает меня бутылкой, обзывая по ходу пьяницей и чертовым бездельником. Она собирает мои вещи в маленькую котомку, все-то отдать жалко, и выставляет меня из дому.
Ну и ладно, ну и пускай. Проживу я и без нее.
И вот я совсем свободный, можно сказать, вновь рожденный человек, тащусь по улице незнамо куда. А за мной несется все семейство, уговаривая, чтоб я вернулся.
Нет, не дождутся. Я же тоже человек, и мне все может надоесть. Но я оглянулся, чтобы сказать им «прощайте», а ну-ка, подождите, а чего это маленький на Следопыта больно похож, и рожа такая же противная, и усы.
– Ты чего орешь, Медный? – Следопыт тряс меня за плечо. – Совсем сдурел? Услышат же.
– А-а? – Я привстал.
Эй, где это я? А где моя жена? Впрочем, нет, давайте лучше без нее. Уж больно ее разнесло. Но что это за лес и в чьей луже я лежу?
– Да проснись ты! – Следопыт хлопнул меня по щеке. – Ну лучше?
– Маненько. Чего было? Проспал я что-то?
– Не, – ответил он, – ни хрена. Мог бы и дальше спать, если б не орал. Че орал то?
– Кошмар снился. – Я подполз к нему. – Представляешь, я женат.
– Ну и как тебе Адель в роли жены?
– Не на ней я женат, – отмахнулся я, – толстая какая-то, страшная, брюхатая. Я же тебе говорю, кошмар.
– Готовься, Медный, жить ты будешь совсем не с тем, на ком женишься.
– Тебе-то откуда знать?
Он не ответил и осклабился. Слегка. Я мог рассмотреть каждый из его зубов и доложить Грязнуле, какие надо вырвать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128