Это он принял самое активное участие в его судьбе. Это он сделал все, чтобы Рошамбо взял его к себе секретарем.— Нет, не хочу. Извините меня, виконт, но здесь все так для меня ново, мне, такому дикарю, надо ко всему привыкнуть.— Ну что вы! Вы здесь так же у себя, как и мы.Здесь много американских друзей.— Но не все. Я не видел ни генерала Лафайета, ни Лозена.Ноайль сделал недовольную гримасу, тщательно поправляя восхитительный галстук из месалинских кружев.— У вас гениальная способность сыпать соль на рану, затрагивать больное место. Действительно, нет ни того ни другого. Лафайет, этот герой Парижа, слишком часто посещает монсеньера герцога Орлеанского, и поэтому его недолюбливают в Версале и не переносят люди из Пале-Рояля.Кроме того, он снова отправился в Америку. А что до Лозена, то он в немилости.— Да?! И почему же?— Якобы он излишне настойчиво ухаживал за королевой. И к тому же, он уверяет, что побуждался к этому самым энергичным образом. Но говорят, что дело приняло плохой оборот. Наш король запретил ему бывать в Версале.— '; — Ухаживал за королевой! Как за простой фрейлиной из ее свиты! — ошеломленно пробормотал Жиль. — Что он, с ума сошел?Ноайль пожал плечами.— Ну-ну, шевалье. Каким бы вы ни были дикарем, но не говорите мне, что вы совершенно ничего не знаете о слишком часто расползающихся слухах, об увлечениях нашей повелительницы. Ей уже приписывали, я сказал приписывали, я стараюсь быть объективным, столько любовников: Куаньи, Водрей, Безенваль, что Лозен мог чувствовать себя слегка приободренным. Он же имеет такой успех у женщин!— Я никогда не привыкну рассматривать королеву как женщину! — холодно отрезал Жиль. — И меня удивляет…— Хватит вам произносить громкие речи и играть в пуританина, проклятый бретонец. Возможно, что здесь все выдумка, но… вы что, действительно ослепли и не замечаете, что наш дорогой романтический Ферсен истинный герой этого празднества? Ну что, действительно вы не хотите поужинать со мной?— Я совсем не хочу есть, друг мой. Эти сады так прекрасны, так для меня новы. Я хочу воспользоваться минутным одиночеством. Поужинайте за двоих.— Будьте уверены, я так и сделаю. У меня сейчас такой аппетит, что я могу съесть целого теленка, двух баранов, несколько пулярок и много-много десерта!И Ноайль повернулся на своих красных каблуках и ушел к гостям, отправляющимся на ужин, накрытый в различных павильонах парка.Эти павильоны издалека походили на огромные белые фонари, и оттуда на фоне нежной музыки доносились смех, неразборчивые отзвуки разговоров. Жиль отвернулся и пошел в другую сторону. Он действительно хотел побыть один в этом английском саду, который казался вышедшим из волшебной сказки, а сейчас на какое-то мгновение принадлежал только ему.Чтобы полнее насладиться покоем и не слышать даже шороха своих собственных шагов на песке дорожек, он прошел вглубь и прислонился к дереву на берегу Малого озера. Он долго стоял в тишине не шевелясь, вдыхал свежий ночной воздух, ощущая запах и роз и лип. Шумы праздника доходили до него лишь издалека. Он забылся, потерял ощущение времени и даже своего собственного «я», наслаждаясь моментом наивысшей прелести, отвлекшись и от нахлынувших на него мрачных мыслей.Легкие осторожные шаги вырвали его из этого летаргического оцепенения, он встрепенулся, готовый выйти из-за дерева, поскольку увидел, что приближающийся прохожий вовсе не пытался прятаться. Шаги были быстрыми, но решительными, шаги человека, куда-то быстро направляющегося. Жиль, не успев выйти из-за своего укрытия, теперь постарался скрыться поглубже, потому что из-за освещенного тиса показался огромный белый шар платья, а сверху другой снежно-белый шар. Это была огромнейших размеров прическа дамы, бежавшей вдоль аллеи и придерживавшей обеими руками пышную юбку, прикрывавшую в таком грациозном балете прелестные ножки, обутые в светлые шелковые туфельки.Полагая, что эта молодая женщина отправляется, вероятно, на галантное свидание в неосвещенную часть парка и не желая быть нескромным. Жиль скрылся за своим деревом, а дама прошла так близко от него, что обдала его волной духов и легким шуршанием шелка.Когда же ночная беглянка вошла в полосу света, излучаемого одним из кокетливых лампионов, Жиль, судорожно уцепившийся обеими руками за скрывавшее его дерево, должен был призвать на помощь все свое хладнокровие, чтобы не вскрикнуть от удивления и радости: под высокой напудренной прической, украшенной ниткой жемчуга и победным белым страусиным пером, он узрел лицо Жюдит.Всегда твердо владеющий собой. Жиль почувствовал, что ноги его отрываются от земли и весь он воспаряется к темным глубинам звездного неба. Жюдит здесь! Жюдит в Трианоне! Неуловимая Жюдит, ее не могли отыскать ни прево Парижа, ни ищейки лейтенанта полиции, а она бродила по королевским аллеям Трианона так же просто, как когда-то в родном Френе, как будто это было совершенно естественно. Ведь она принадлежала к древнему роду, и не было никаких причин, чтобы мадемуазель де Сен-Мелэн не была бы причислена к разряду фрейлин двора.Грациозный белый силуэт не стал ждать исхода удивления Жиля и по-прежнему быстрым шагом устремился в глубину темной аллеи, направляясь к опушке перед озером. В этот момент счастье Жиля гасло, как свеча под гасильником. Куда же она так торопливо направлялась?Первые мысли о любовном свидании снова возникли в его сознании, укореняясь, вызывая неизбежные судороги ревности. Забыв всех женщин. воспалявших его кровь и помогших ему перенести ее отсутствие. Жиль почувствовал, что он влюблен в Жюдит больше, чем всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129