— Он разбился в своем самолете вместе с другой женщиной, и маме придется прожить остаток жизни, помня об этом, а в один прекрасный день брат рассказал об этом и мне, только я так и не поняла, зачем он это сделал. Мы все растерялись, хотя, что касается наших родителей, мы в общем-то были в курсе, и все-таки вышло нехорошо. Нам не следовало этого знать, и его семье тоже не надо, довольно того, что он погиб. Я должна забрать свои вещи.
— Какие? — Он глядел на нее с подозрением, не желая отрекаться от своей ненависти.
— Три сборника стихов, которые я надписала, пачка фотографий, письма. Все остальное не важно. — На минутку она запнулась. — Я купила ему такие потешные штанишки на Рождество, и он припрятал где-то Локон моих волос. Думаю, это надо забрать в первую очередь.
— Все-таки почему вы так решили? — повторил он, подходя к ней вплотную, по-прежнему не веря, что она действует не из эгоистических побуждений.
— Я уже сказала. То, что произошло, достаточно скверно для нас всех. Она не должна узнать.
И тут на мгновение, но всего только на мгновение, сержант поверил, что Пакстон не так уж плоха, но от этого ему стало чересчур больно. Ему сделалось очень больно при мысли, что Билл Квинн и вправду любил ее, что он, может быть, погиб за нее или, во всяком случае, мог бы это сделать. Все они так устали, растерялись, обозлились, все пробыли во Вьетнаме чересчур долго, и Квинн, и Кампобелло, и Ральф, и даже Пакстон.
— Вы теперь вернетесь домой? — спросил Кампобелло, совершенно забыв про Ральфа. Пакстон ответила ему, и слезы вновь хлынули из ее глаз.
— Не знаю, — бессильно пожала плечами. — Наверное.
Он кивнул.
— Пойду разберу его вещи. Подождите здесь.
Он ушел на полчаса. Все это время Пакстон плакала, а Ральф курил одну «Руби Квин» за другой, пока сержант не вернулся с небольшим свертком.
— Я собрал книги, фотографии, письма и трусы Волос я не нашел, но раз их там нет, все в порядке.
Пакстон подумала, не осталась ли прядь на теле Билла, когда тот погиб, но не осмелилась предположить это вслух, чтобы не злить Кампобелло еще сильнее.
— Спасибо, — тихо откликнулась она, стараясь совладать с собой и принимая из его рук небольшой пакетик, такой жалкий — все, что уцелело от ее великой любви к Биллу Все, что осталось от их грез и надежд Словно город, сожженный военными в попытке выкурить вьетконговцев, их чувства обратились в золу и пепел.
Кампобелло стоял на месте, наблюдая, как они с Ральфом возвращаются к джипу, а потом повернулся и крикнул.
— Эй!
Он не хотел произносить имя Пакстон, но она обернулась и посмотрела на него, на человека, который ненавидел ее и винил в смерти Билла.
— Мне очень жаль, — дрожащими губами выговорил Тони.
Пакстон не поняла, жалеет ли он о том, что так жестоко обошелся с ней, или только о смерти Билла, но в любом случае Пакстон сочувствовала ему.
— Мне тоже, — отозвалась она, садясь в машину, и Тони все еще смотрел им вслед, когда машина выехала с базы, направляясь в Сайгон.
Глава 17
— Пора тебе двигать, малышка. — Ральф стоял посреди комнаты Пакстон в «Каравелле», а она, сидя на кровати, глядела на него, воинственно сложив руки на груди. Неделю назад принял присягу Ричард Никсон, месяц назад погиб Билл, и вот теперь она должна уехать. — Пойми, у тебя тут ничего не осталось Шесть месяцев прошло Газета требует тебя назад.
Билл не вернется. А эти чертовы телетайпы скоро просто сведут меня с ума. Они хотят, чтобы ты вернулась, Пакс. Ты просидела здесь уже семь месяцев Пора тебе ехать.
— Но почему? Ты-то живешь здесь уже несколько лет.
— Я — другое дело. У меня здесь работа, дома меня никто не ждет. Я там никому не нужен. Родители умерли, с сестрой я не виделся уже лет десять, а здесь живу с женщиной, которую люблю и у которой от меня будет ребенок У меня есть причины здесь оставаться, а у тебя — нет. И потом, ты стала какой-то чокнутой Вроде тех парней, которые слишком долго сидели в туннелях. Поезжай домой, подыши воздухом, расслабься, а если тебе так безумно здесь понравилось, добейся, чтобы тебя прислали снова, хотя лучше пусть пошлют кого-нибудь другого. Если ты сейчас не выберешься из этого ада, сделаешь глупость.
Пакстон уже побывала на двух выездах с Нигелем и Жан-Пьером, и Ральф заметил по тому, как она стала писать, что Пакстон слишком переутомилась и вряд ли сможет что-нибудь сделать для самой себя и для других.
— Выбирайся отсюда, я тебе говорю. Или Я вызову людей из твоей газеты, чтобы тебя увезли силой.
Ральф знал, что Пакстон перестала следить за тем, что ест, и успела заработать тяжелую форму дизентерии, так что теперь у нее была страшная слабость, и она еле держалась на ногах. С тех пор как погиб Билл, она выглядела ужасно Она тосковала, но старалась скрыть это от других. У нее был вид тяжелобольного человека, который переносит свой недуг на ногах, медленно умирает, но не желает этого признавать.
— Подумай сама! Надо же быть разумной. Я должен отослать тебя домой. Или мне придется запихать тебя в самолет насильно. А твои люди из газеты готовы на все. Твой редактор из Сан-Франциско очень оригинально предложил мне позвонить нашему послу и попросить, чтобы он выставил тебя из Сайгона, раз ты не хочешь уезжать сама.
— Хорошо. Я еду. Вы победили.
— Боже мой! — Ральф с облегчением вздохнул. Он очень волновался за Пакстон. Недавно на распродаже он столкнулся с Кампобелло, тот, правда, уже немного поостыл. И все же им всем это обошлось слишком дорого. — Прекрасно, когда же?
Может быть, прямо завтра?
— А что так скоро? — Она старалась выиграть еще несколько дней. Уезжать не хотелось. Возможно, потому, что здесь погиб Билл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119