— Она не стала пожимать руку, опасаясь, что сползет простыня.
— Я надеюсь увидеть когда-нибудь больше.
Такие намерения совсем обескуражили Пакстон, ей стало не по себе. Нигель с легким поклоном вышел из комнаты, так же незаметно, как вошел. Пакстон осталась сидеть на постели, завернутая в простыню, с сильно бьющимся сердцем. Очередной урок ей. Надо же быть такой идиоткой, чтобы оставить ключ в двери в зоне военных действий.
«Господи, — пробормотала она про себя, — помоги мне»; Она заперла дверь изнутри и выглянула в окно. Если смотреть на улицу Тудо чуть прищурившись, можно подумать, что ты в Париже. В два часа дня Пакстон нужно было явиться в офис «Ассошиэйтед Пресс» в Эден-билдинг на площади. Она встала, умылась, надела легкое хлопчатобумажное платье нежно-голубого цвета, которое больше подходило к здешней погоде, чем джинсы, и поспешила вниз в ресторан позавтракать. Когда вошла, в зале почти никого не было, в основном мужчины в форме или походной одежде, правда, некоторые в легких рубашках. Вьетнамки были в национальных нарядах аодай — белых платьях, надетых поверх широких прозрачных брюк, очень изящно обволакивающих фигуру. В этот момент Пакстон была единственной западной женщиной в ресторане; в противоположном углу она заметила Нигеля Оуклиффа, смеющегося над чем-то вместе с незнакомцем и двумя мужчинами, которых она видела утром в холле, и подумала, не над ней ли они хохочут. Пакстон почувствовала себя ничего не знающим новичком. Она заказала бульон и омлет; французское влияние ощущалось везде: в оформлении зала, в меню, в приготовлении блюд.
Она уже расправилась с омлетом и маленькими глотками отпивала кофе, привыкая к обстановке, когда около нее остановился Нигель Оуклифф со своими приятелями.
— Еще раз доброе утро. — В его глазах опять сильное желание смутить Пакстон; остальные с интересом рассматривали ее, заинтригованные таким двусмысленным приветствием. Он уже рассказал им, что она юна, как листочки весной, и, похоже, чья-то очень упрямая дочка. По его мнению, вовсе не обязательно было ехать так далеко, чтобы получить хороший урок жизни, так что пока он не совсем понимал, что она здесь делает. — Завтракаете, как я погляжу. — Он прямо-таки раздевал ее своими глазами, и ей такое отношение уже начинало надоедать.
— Доброе утро, — холодно ответила она. Ему хотелось сделать вид, что они провели эту ночь вместе, но ее тон показывал, что это было совсем не так. Она перевела взгляд на остальных, и, так как Оуклифф не представил их, встала и, протянув руку, представилась. Самый молодой темноволосый парень, которого она заметила, когда приехала, был Ральф Джонсон из Нью-Йорка, из «Ассошиэйтед Пресс», его утренний спутник, что постарше, — Том Хадгуд из «Вашингтон пост», третий оказался французом Жан-Пьером Берне из парижской «Фигаро». У них была какая-то важная пресс-конференция в семь утра, и они компенсировали ранний подъем продолжительным завтраком. Нигель и Жан-Пьер обсуждали, как провести остаток дня, когда она вошла в ресторан, и Нигель поведал им, какое живописное она представляла зрелище, когда он застал ее завернутой в простыню. Мужчины были поражены ею, и хотя кое-кто из них мог бы сойти за ее отца, вряд ли хоть один из них согласился бы с этим. Она собралась уходить — юная, красивая, с прекрасной фигурой, и четверо мужчин едва сдерживали желание, которое она в них возбуждала. В странной тишине она посмотрела на них, оценив произведенное впечатление.
— Чем вы занимаетесь здесь? — грубовато поинтересовался Джонсон. Он, как и остальные, не понимал причины ее появления, но спрашивать… он был слишком хорошо воспитан и горд, чтобы спрашивать об этом.
— Тем, я думаю, чем и другие. Ищу сюжеты, пишу репортажи о военных действиях. Я здесь на ближайшие шесть месяцев и работаю на «Морнинг сан» из Сан-Франциско.
Джонсон опешил" «Морнинг сан» — солидная газета, он был знаком с предыдущим корреспондентом от нее. Его сильно удивило, что они прислали зеленую девчонку, хотя кто знает, какие у них были причины для этого.
— Ты занималась чем-нибудь подобным до этого? — В ответ она честно покачала головой, но не показалась испуганной. Пока она не имела ни малейшего представления, что ей предстоит здесь делать конкретно. Ей было сказано обратиться в офис «Ассошиэйтед Пресс» за распоряжениями. Эд Вильсон специально позвонил туда и объяснил, что ее надо держать подальше от военных действий и никуда не отпускать в одиночку. — Сколько тебе лет? — так же угрюмо спросил Джонсон. Пакстон подумала было соврать, но не стала.
— Двадцать два. Я только что окончила Беркли. — Она не стала говорить ему, что не совсем закончила учебу. Пакстон подписала чек за завтрак, и они вместе вышли в холл. Джонсон улыбнулся.
— Я вышел оттуда шестнадцать лет назад. — Ему было приятно такое совпадение. — Я был такой же зеленый, как ты, когда «Нью-Йорк тайме» послала меня в Корею. Там я получил такой опыт, какой никогда бы не высидел, останься я в Нью-Йорке. Заметь это. — Его приятели удивились, когда он протянул ей руку со словами:
— Всего хорошего, детка. Так как, говоришь, твое имя?
— Пакстон Эндрюз.
Остальные тоже пожали ей руку на прощание и разошлись.
Нигель и Жан-Пьер все-таки решили поехать на маневры в Хуэнлок. Том Хадгуд собирался в штаб на базе Таи Сон Нхат, откуда Пакстон приехала утром, для частного интервью с генералом Абрамсом.
— Ты идешь в офис АП? — Джонсон нагнал ее, когда она уже вышла на улицу. — Я покажу тебе, где это находится. — Он улыбнулся снова, остальные уже ушли, пообещав встретиться вечером. Пакстон шла вместе с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119