Она мне рассказала. Не хотела, но потом уж очень испугалась. Она боялась смерти, мой сияющий ангел, но это же глупо. Смерть освободила ее от всех грехов.
Она задушила собственную дочь с помощью хлыста, который был у нее в коляске. Это было довольно просто. Мысль о том, что бессмертная душа Алисы в опасности, придала сил ее рукам.
— Алиса повторила грех Евы. За это я ее и наказала, как мне было приказано. Но нельзя допускать, чтобы ты ушел и продолжал грешить, Джеймс. «Наказывай сына своего, и он даст тебе покой, и доставит радость душе твоей». Однажды Господь уже простил тебя благодаря мне, но если ты уедешь, я не смогу спасти тебя от Божьей кары. Я должна остановить тебя и спасти твою бессмертную душу.
Тропинка, соединявшая главный дом с надворными постройками, была предназначена для пеших передвижений. Толкать кресло по гравию было очень трудно — гораздо труднее, чем когда в нем была Алиса, — возможно, потому, что Джеймс весил больше. За исключением этой небольшой детали этот день был очень похож на тот. В то утро на ферме тоже никого не было: мужчины поехали на скачки в Ферхэвен, а женскую прислугу отослали в город со списком покупок.
Господь возложил на нее миссию, долг, который она должна исполнить, и гордость от сознания этого питала решимость Сесили.
Кто-то, возможно, назвал бы это безумием.
Мэри-Кейт прохромала последние несколько ярдов и увидела странную картину. Джеймса Мдршема везли в инвалидном кресле, привязанного за руки, туловище и лодыжки. Почти скрытая за высокой спинкой, кресло толкала, направляясь к самому дальнему строению, Сесили. Мэри-Кейт вжалась в стену конюшни и дождалась, пока поскрипывание колес не стихло.
У нее не было никакого оружия, да она и не смогла бы им воспользоваться, потому что, несмотря на все попытки Берни, так и не научилась им владеть. Она не могла сообразить, что делать дальше, и решила последовать за Сесили и посмотреть, чем закончится это непонятное путешествие.
Коптильня. Вокруг сооружения воздух колебался — это выходило наружу тепло. Она тихонько подкралась поближе — вокруг царила жуткая тишина, ни звука не раздавалось на ферме Моршемов. Не били копытом лошади в стойле, не слышался звон металла в кузнице. Только похрустывание покрытой ледком травы под ногами и шум вырывающегося из легких воздуха.
Дверь коптильни была открытой, как разверстая пасть тьмы. Едва ли стоило туда идти, лучше бы держаться подальше. Мэри-Кейт подошла к порогу не из любопытства: ее гнала смелость, рождавшаяся из страха. Она отчаянно боялась войти внутрь, но еще больше боялась не сделать этого.
Она переступила израненными ногами через порог, сделала шаг…
И мир вокруг померк.
— Это судьба, Питер. По-моему, это экипаж Арчера.
— Да, Берни, это он.
Они распрягли лошадей и оставались на месте, справедливо полагая, что на перекрестке, где они остановились, рано или поздно появится какой-нибудь экипаж. Не прошло и пяти минут, как подъехал Арчер.
Он, похоже, подоспел вовремя. Судьба? Арчер считал, что это просто удача.
— И ты отпустила ее?
— Я ничего не могла сделать, Арчер. Она была как одержимая.
— Вы писали мне, мадам, что однажды усмирили целое племя туземцев, которые хотели полакомиться вами. Как же вам не удалось остановить всего одну женщину?
— Возможно, я немного преувеличила в своем письме, Арчер. Но это к делу не относится. — Она встала на подножку и заглянула в экипаж. — Ты можешь довезти нас до Моршемов?
— Она туда убежала?
На лице Арчера появилось такое выражение, что Берни замерзла еще больше.
Она кивнула, но когда открыла рот, чтобы ответить, Арчер втащил ее в экипаж и крикнул Джереми трогать, пока Питер запрыгивал на козлы.
Скорость была гораздо важнее вежливости.
— По-моему, очень неприятно, когда кто-то вмешивается и нарушает твои планы, а, Джеймс?
Сесили шагнула к порогу, бросив крюк, на который обычно подвешивали туши и которым она сейчас воспользовалась, чтобы оглушить Мэри-Кейт. Ухватившись за юбку, она протащила бездыханное тело по деревянному полу и плотно закрыла дверь.
— Как усложняется моя работа, когда люди мешают мне служить орудием Господа. — Она подняла крюк и вставила его в маленькое, обитое металлом отверстие в стене. Скрипнув, панель поддалась. Она прислонила ее к соседней стене и повернулась к Джеймсу: — Моршемы всегда были находчивыми людьми, Джеймс, и умели защитить свои дома и провизию на случай разных потрясений. Сомневаюсь, что даже Сэмюел знает, что здесь есть эта комната.
В его глазах едва теплилась искра жизни, значит, надо поторопиться.
— Сейчас я открою тебе восхитительную тайну, Джеймс. Господь пообещал, что за это отворит для меня врата рая, наградит меня и воздаст мне. Совершенная душа, застывшая во времени и предложенная Создателю во искупление грехов, совершенных ею и тобой.
Она подкатила кресло так, что оно встало на пороге, наполовину въехав в комнатку, наполовину оставшись в коптильне. Здесь, как и в большем помещении, воздух был пропитан запахом дыма, но к нему примешивался и другой, сладковатый тлетворный запах. В конце узкого пространства стоял самодельный алтарь, убранный кружевом, когда-то белым, а теперь пожелтевшим. По сторонам алтаря стояли свечи. Посередине на возвышении лежала раскрытая Библия.
Перед ней на коленях стояла Алиса Сент-Джон. Она была в том же самом платье, которое надела на встречу с Джеймсом; ладони ее были сложены в молитвенном жесте; налившийся живот нависал над коленями. Истлевшая веревка впивалась в темную, иссохшую плоть — на запястьях, под коленями и под подбородком, удерживая тело в смиренной, благочестивой позе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88