ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
его умилостивляли различными приношениями для прекращения бедствий; почитался Тиберин – утонувший в Альбунее царь-герой, в честь которого реку стали звать Тибром, только это название тогда еще не совсем привилось ей, и местные жители предпочитали привычное стародавнее имя; почитался Инва – существо вроде Лешего, пугающее, сбивающее с дороги, косматое.
Таково было развитие культа япигов в виде стихийной религии Лациума в эпоху основания Рима.
ГЛАВА VIII
Потомки Доброго Лара
Несмотря на то, что религия продолжала быть мрачною, а нравы – суровыми, в Лациуме ощущались новые веяния – попытки смягчения того и другого.
Эти усилия инициаторов гуманных идей оставались пока еще безуспешны, но тем не менее предвещали какие-то дальнейшие изменения культуры в хорошем смысле.
Распространителей новых идей, как это происходит всегда и везде, в Лациуме осуждали, их попытки находили вредными, всячески препятствовали осуществлению намерений, платили им за добро злом, презирали, как фантастов с полоумной головой, и только одни скорби были уделом таких великодушных особ.
Из них мы рассмотрим мрачную жизнь Нумитора.
Одинокая альбунейская усадьба с домом Доброго Лара в эти времена имела при себе небольшой поселок выходцев из Альбы, Лавиния, Лаврентума и др. местечек.
Их потомки назывались рамнами (от ramus – лесная ветвь) – лесными жителями, – Полесье, в отличие от Равнины, безлесного Лациума.
Этот поселок раскинулся без всякого плана и порядка, вразброс, а дом походил на укрепление, потому что имел вокруг себя забор, неизвестно когда и кем во времена незапамятные сложенный из циклопически-огромных камней, державшихся одни другими, без всякой смазки. Неизвестно, когда и какие предки сели заживо Ларами под двое ворот этого забора, какие дети заложены Пенатами под его фундамент. Об этом преданий у рамнов не было.
За забором усадьбы жители поселка укрывались в семье помещика в годины невзгод от набегов враждебных племен; туда они прятали от грабежа хищных соседей, преимущественно часто нападавших на них альбанцев, все что имели лучшего; там были житницы рамнов; там хранились запасы вина из собираемого поселянами дикого грозда, висевшего по их лесам, какими заросли все прибрежные холмы около реки.
Там доживал свой век в древнем, прадедовском доме не повелитель, а лишь распорядитель всех дел нескольких племен Лациума, соединившихся охотно и добровольно под одну мудрую власть, престарелый царь Прока (Procas).
Он был добрый человек с нежным, любящим сердцем.
Все хорошие люди в народе глубоко уважали его, но дурные сильно ненавидели. К таким, для огорчения доброго царя, принадлежал и его младший сын Амулий.
На берегах Альбунея наступала весна; вся природа дышала радостью; по лугам распускались цветы, составляя среди зеленой травы пестрые узоры, а воздух напоен был благоуханием. Пчелы роями носились, собирая мед. После хмурых, дождливых дней сырой итальянской зимы солнце весело играло лучами в прозрачных струях реки; на сочной траве новых пажитей резвились барашки.
Отовсюду слышалось, как пастухи играли на свирелях, сирингах, лирах, окаринах Или боккаринах – от bocca, bucca – рот, – инструмент из глины или створчатой раковины, один из самых древних.
.
В воздухе не нависал больше непроглядный зимний туман; под ясной лазурью безоблачного весеннего неба можно было любоваться отчетливо видневшимися вдали, на вершине одного из самых высоких приречных холмов, какими-то огромными камнями, что кучами лежали там, составляя причудливые сочетания выступов, впадин, пещер и закруглений, похожих на башни.
Этих куч никто не пробовал для проверки раскапывать; все непоколебимо считали их за руины древнего, великолепного города Сатурнии, бывшего в этих местах во времена «Золотого Века».
Под незатейливые мелодии музыкальных инструментов пастухи и пастушки напевали предания племени о двойной и тройной жатве полей, о непрерывном цветении деревьев и собирании плодов.
Эти предания-баллады звучали отголосками тех времен, когда в Италии был жаркий, экваториальный климат, жили мамонты, львы, крокодилы.
Вся природа обновлялась.
Молодежь гадала о своем будущем в таинственном прорицалище сестер-нимф Порримы и Постверты, плела венки и вешала на деревья у источников Карменты и Ютурны.
Все неустанно ходили с места на место, совершая приятные прогулки под предлогом религиозных церемоний, процессий, жертвоприношений, то в одних святилищах, то в иных, – ходили от источников к озеру, из поля в непроходимую лесную чащу, считали, сколько раз прокукует кукушка (гаданье, оставшееся и до наших дней почти у всех народов, имеющих эту птицу); закалывали осла в жертву Инве, покровителю полей и лесов; белых голубок закалывали в жертву Ясному Дню, Солнцу, а петухов – Звездному небу ночи.
Юный пастух Фаустул горячо целовал Акку, красавицу-пастушку, не спрашивая на то позволения старших, забыв в ней царскую внучку, жившую в усадьбе сироту, оставшуюся после племянницы Проки, отданной замуж в поселок Лаврентум: оттого Акку, родившуюся там, звали Лауренцией или Лаврентией.
В эту эпоху женщина на берегах Альбунея уже не считалась бесправною самкой. Ее продолжали убивать старшины общим приговором, по одной ее ненадобности без вины, но тем не менее женщина альбанцев и рамнов уже имела некоторый индивидуальный характер, не всегда беспрекословно шла под нож или дубину семейного главы и, случалось, пыталась спастись от деспотизма под защитою сторонника новых веяний, инициатора гуманных идей. Акка целовала Фаустула не по приказу, а потому что он ей нравился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Таково было развитие культа япигов в виде стихийной религии Лациума в эпоху основания Рима.
ГЛАВА VIII
Потомки Доброго Лара
Несмотря на то, что религия продолжала быть мрачною, а нравы – суровыми, в Лациуме ощущались новые веяния – попытки смягчения того и другого.
Эти усилия инициаторов гуманных идей оставались пока еще безуспешны, но тем не менее предвещали какие-то дальнейшие изменения культуры в хорошем смысле.
Распространителей новых идей, как это происходит всегда и везде, в Лациуме осуждали, их попытки находили вредными, всячески препятствовали осуществлению намерений, платили им за добро злом, презирали, как фантастов с полоумной головой, и только одни скорби были уделом таких великодушных особ.
Из них мы рассмотрим мрачную жизнь Нумитора.
Одинокая альбунейская усадьба с домом Доброго Лара в эти времена имела при себе небольшой поселок выходцев из Альбы, Лавиния, Лаврентума и др. местечек.
Их потомки назывались рамнами (от ramus – лесная ветвь) – лесными жителями, – Полесье, в отличие от Равнины, безлесного Лациума.
Этот поселок раскинулся без всякого плана и порядка, вразброс, а дом походил на укрепление, потому что имел вокруг себя забор, неизвестно когда и кем во времена незапамятные сложенный из циклопически-огромных камней, державшихся одни другими, без всякой смазки. Неизвестно, когда и какие предки сели заживо Ларами под двое ворот этого забора, какие дети заложены Пенатами под его фундамент. Об этом преданий у рамнов не было.
За забором усадьбы жители поселка укрывались в семье помещика в годины невзгод от набегов враждебных племен; туда они прятали от грабежа хищных соседей, преимущественно часто нападавших на них альбанцев, все что имели лучшего; там были житницы рамнов; там хранились запасы вина из собираемого поселянами дикого грозда, висевшего по их лесам, какими заросли все прибрежные холмы около реки.
Там доживал свой век в древнем, прадедовском доме не повелитель, а лишь распорядитель всех дел нескольких племен Лациума, соединившихся охотно и добровольно под одну мудрую власть, престарелый царь Прока (Procas).
Он был добрый человек с нежным, любящим сердцем.
Все хорошие люди в народе глубоко уважали его, но дурные сильно ненавидели. К таким, для огорчения доброго царя, принадлежал и его младший сын Амулий.
На берегах Альбунея наступала весна; вся природа дышала радостью; по лугам распускались цветы, составляя среди зеленой травы пестрые узоры, а воздух напоен был благоуханием. Пчелы роями носились, собирая мед. После хмурых, дождливых дней сырой итальянской зимы солнце весело играло лучами в прозрачных струях реки; на сочной траве новых пажитей резвились барашки.
Отовсюду слышалось, как пастухи играли на свирелях, сирингах, лирах, окаринах Или боккаринах – от bocca, bucca – рот, – инструмент из глины или створчатой раковины, один из самых древних.
.
В воздухе не нависал больше непроглядный зимний туман; под ясной лазурью безоблачного весеннего неба можно было любоваться отчетливо видневшимися вдали, на вершине одного из самых высоких приречных холмов, какими-то огромными камнями, что кучами лежали там, составляя причудливые сочетания выступов, впадин, пещер и закруглений, похожих на башни.
Этих куч никто не пробовал для проверки раскапывать; все непоколебимо считали их за руины древнего, великолепного города Сатурнии, бывшего в этих местах во времена «Золотого Века».
Под незатейливые мелодии музыкальных инструментов пастухи и пастушки напевали предания племени о двойной и тройной жатве полей, о непрерывном цветении деревьев и собирании плодов.
Эти предания-баллады звучали отголосками тех времен, когда в Италии был жаркий, экваториальный климат, жили мамонты, львы, крокодилы.
Вся природа обновлялась.
Молодежь гадала о своем будущем в таинственном прорицалище сестер-нимф Порримы и Постверты, плела венки и вешала на деревья у источников Карменты и Ютурны.
Все неустанно ходили с места на место, совершая приятные прогулки под предлогом религиозных церемоний, процессий, жертвоприношений, то в одних святилищах, то в иных, – ходили от источников к озеру, из поля в непроходимую лесную чащу, считали, сколько раз прокукует кукушка (гаданье, оставшееся и до наших дней почти у всех народов, имеющих эту птицу); закалывали осла в жертву Инве, покровителю полей и лесов; белых голубок закалывали в жертву Ясному Дню, Солнцу, а петухов – Звездному небу ночи.
Юный пастух Фаустул горячо целовал Акку, красавицу-пастушку, не спрашивая на то позволения старших, забыв в ней царскую внучку, жившую в усадьбе сироту, оставшуюся после племянницы Проки, отданной замуж в поселок Лаврентум: оттого Акку, родившуюся там, звали Лауренцией или Лаврентией.
В эту эпоху женщина на берегах Альбунея уже не считалась бесправною самкой. Ее продолжали убивать старшины общим приговором, по одной ее ненадобности без вины, но тем не менее женщина альбанцев и рамнов уже имела некоторый индивидуальный характер, не всегда беспрекословно шла под нож или дубину семейного главы и, случалось, пыталась спастись от деспотизма под защитою сторонника новых веяний, инициатора гуманных идей. Акка целовала Фаустула не по приказу, а потому что он ей нравился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54