С Лопецом покончено. Это понятно всем в Кордильере. Даже самому Лопецу. Это жадный, развращенный человек, и страна уже сыта им по горло.Форестер провел рукой по подбородку.– Может, она и права, – сказал он. – Положение Лопеца действительно шаткое. Дунь, и он повалится. За пять лет своего правления он довел страну до ручки, выжал из нее все, что можно, а в швейцарском банке накопил столько денег, что хватит на две жизни. Если дело дойдет до открытого столкновения, я не думаю, что он будет рисковать. Он попросту удерет. Он, разумеется, богатство и спокойствие предпочтет власти и опасности быть убитым каким-нибудь студентом, любителем пострелять.– Лопец довел Кордильеру до нищеты, – сказала девушка и, гордо подняв голову, продолжала: – И когда мой дядя появится в Сантильяне, люди восстанут, и с Лопецом будет покончено.– Это вполне вероятно, – согласился Форестер. – Народ любил вашего дядю. Я полагаю, вы подготовили почву для его прибытия?Она кивнула:– Демократический комитет борьбы все подготовил. Все, что теперь нужно, – это чтобы дядя появился в Сантильяне.– А он туда может и не попасть, – сказал О'Хара. – Кто-то пытается помешать этому. Если это не Лопец, так кто?– Коммунисты, – выпалила девушка с ненавистью. – Они не могут допустить, чтобы дядя опять пришел к власти. Они хотят Кордильеру для себя.– Похоже на то, – сказал Форестер. – Лопец уже политический труп в любом случае. Так что остается Агиляр против коммунистов. Ставка – страна Кордильера.– Они еще не вполне готовы, – сказала девушка. – У них нет достаточной поддержки среди населения. За последние два года они довольно искусно проникали в правительство, и если они добьются своего, то в одно прекрасное утро люди проснутся и увидят, что Лопеца нет, а на его месте коммунистическое правительство.– Одна диктатура сменит другую, – сказал Форестер. – Неплохо придумано.– Но сейчас они еще не готовы избавиться от Лопеца, – сказала девушка. – А дядя может разрушить их планы – он прогонит и Лопеца, и правительство. Он проведет выборы – впервые за девять лет. Вот коммунисты и пытаются помешать ему.– Вы думаете, Гривас был коммунистом? – спросил О'Хара.Форестер щелкнул пальцами.– Разумеется. И это объясняет его последние слова. Он был коммунистом, сомнений нет. Латиноамериканского покроя. Когда он произнес "Вивака", то хотел сказать: "Вива Кастро!" – Его голос стал жестким. – И его дружки действительно могут быть здесь с минуты на минуту.О'Хара вдруг резко повернулся и обратился к Родэ:– А какова ваша роль, сеньор Родэ?– Все в порядке, сеньор О'Хара, – сказал Агиляр слабым голосом. Мигель – мой секретарь.Форестер оценивающе окинул взором фигуру Родэ.– Скорее уж ваш телохранитель.Агиляр сделал рукой жест, словно говоря – какая разница? и Форестер спросил:– А почему вы обратили на него внимание, О'Хара?– Не люблю людей с пистолетами, – коротко отрезал О'Хара. – Особенно тех, кто может оказаться коммунистом. – Он обвел взором помещение сарая. – Хорошо. Есть еще джокеры в колоде? Что вы о себе скажете, Форестер? Я вижу, что для простого американского бизнесмена вы неплохо разбираетесь в местной политике.– Не говорите глупостей, – сказал Форестер. – Если бы я не разбирался в местной ситуации, моя корпорация давно бы избавилась от меня. Наши дела в немалой степени зависят от того, какое здесь правительство, и не дай бог, если в Кордильере к власти придут коммунисты.Он достал бумажник и извлек из него визитную карточку, которую и передал О'Харе. На ней значилось: Раймонд Форестер, торговый представитель корпорации Ферфилд в Южной Америке.О'Хара, возвращая карточку, спросил:– Гривас был единственным коммунистом на борту? Я вот что имею в виду: когда мы садились, кто-нибудь из пассажиров как-то специально заботился о своей безопасности?Форестер задумался, потом, покачав головой, сказал:– Нет, кажется, для всех это было полной неожиданностью. – Он посмотрел на О'Хару одобрительно. – В настоящих обстоятельствах такой вопрос очень уместен.– Что касается меня, – вдруг взорвалась мисс Понски, – то я не коммунистка. Одна мысль об этом...О'Хара улыбнулся.– Извините, мисс Понски, – сказал он подчеркнуто вежливо.Родэ, склонившийся над миссис Кофлин, встал и сказал:– Она умирает. Она потеряла много крови, у нее шок. Кроме того, на нее смертельно действует высота. Нужен кислород. Без него она обязательно умрет. – И сеньору Агиляру нужен кислород, он в тяжелом состоянии. – Он обвел всех взором. – Нам надо спускаться с гор. Нельзя оставаться на такой высоте.О'Хара тоже чувствовал себя скверно. Страшно болела голова, колотилось сердце. Он долго жил в этой стране и знал, что такое "сороче" – высотная болезнь, и каковы се последствия. Разреженный воздух, кислородное голодание могли убить ослабленный организм. Он сказал:– В самолете были баллоны с кислородом. Может, они сохранились.– Да, – сказал Родэ. – Мы должны спуститься и посмотреть. А эту женщину сейчас лучше не трогать. Но если мы не найдем кислород, придется все же уходить отсюда.Форестер заботливо произнес:– Надо поддерживать огонь. Пусть все займутся поисками дров. – Он помолчал. – Принесите из самолета керосин. Он может нам понадобиться.– Ладно, – сказал О'Хара.– Давайте, – обратился Форестер к Пибоди. – Двигайтесь.Пибоди лежал, хватая ртом воздух.– Мне плохо, – еле выговорил он. – Головная боль просто убийственная.– Это с похмелья, – сказал Форестер напрямик. – Вставайте-ка.Родэ коснулся руки Форестера.– Это – сороче, – отойдя в сторону, объяснил он. – От Форестера действительно толку мало. Пойдемте, сеньор О'Хара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14