— За мной, за мной! — приговаривал он, увлекая за собой друзей, и те поторапливались, тем более что дождь уже накрапывал.
Чуваз привел их на какую-то черную лестницу, приказал нагнуться пониже, чтобы не стукнуться головой о бетонную балку.
Рыжий недоумевал поначалу, но потом понял, что ведут его именно в ресторан «Эрцаху», только не совсем обычным путем. Наконец они очутились на втором этаже, в длинном, непомерно длинном помещении, в котором был накрыт стол человек на пятьдесят.
Здесь их встретил почтенный, седовласый человек —• администратор ресторана. Он всем пожал руки, даже Рыжему, нисколько не удивившись его присутствию.
— Добро пожаловать! — сказал он.
— Как живем? — небрежно спросил Чуваз.
— Спасибо, спасибо!
— Дома все живы-здоровы?
— Спасибо, спасибо!
— Начальство не обижает?
— Спасибо, спасибо.
Задавая вопросы совершенно машинально, Чуваз был занят гораздо более важным делом: облюбовывал места за столом. И он широким жестом указал на противоположный край стола, откуда через окно открывался вид на море.
— Хорошо? — спросил Чуваз.
— Отлично! — ответили сухумцы. Чуваз сбросил с себя пиджак и пояснил:
— Эту комнату оборудовал я. Моя идея! Здесь бухгалтерия, а мы ее выдворили. Получился недурной банкетный зал. Человек сто поместится... А может, и двести...
— Ровно пятьдесят два, — поправил администратор. Однако Чуваз пропустил мимо ушей его замечание.
— Великолепно! — сказал сияющий Тванба.
— Что ты скажешь, Рыжий? Груапш стоял растерянный.
- Ладно, он скажет потом, после первой рюмки. — И Чуваз грузно опустился в мягкое кресло театрального типа. И пригласил всех последовать его примеру. Засим он обратился к администратору:
— Нас пятеро. Надо что-либо уточнять? Администратор, очевидно давно изучивший вкус Нельсона, приложил руку к сердцу и опустил голову.
— О'кэй! — воскликнул Чуваз. — Не вздумай только мучить нас голодом. Тащи все, что есть! — А потом к Рыжему: — Слушай, я хочу выпить с тобой. Моим друзьям это будет приятно.
Сухумцы дружно кивнули.
— О'кэй! — повторил Чуваз. И объяснил Рыжему: — Это слово английское. Ты понял меня? Если не понял — ничего особенного не потерял.
Нотариус — сухонький, вежливый человечек — тща-тельно просмотрел бумаги, подшил их и на минуту задумался. Посмотрел поверх очков и сказал тихо, конфиденциально:
— Я вас знаю. Еще с самой юности.
Пате-ипа попытался припомнить, кто это может быть: школьный товарищ, сосед по улице или однокашник по военной службе?
— Я немного моложе вас, — сказал нотариус тихим, скрипучим голосом. — Я учился в одной школе с вами: вы в пятом, а я в третьем. Давненько не видел вас в нашем городе.
— Да, я работаю далеко.
— Где ж, если не секрет?
— В Свердловске.
— А кто будет жить в отцовском доме?
— Вот это проблема. Пока никто.
Нотариус постучал пальцами в тихой задумчивости. Вздохнул и с сожалением заметил:
— Да, уходят люди, уходят... Ложусь порою и думаю: ну и жизнь — вечная маета, вечная суетность. А встану рано утром, взгляну на голубое небо или на солнце, похожее на спелый персик, и жаль уходить отсюда неизвестно куда. Очень жаль! — Он снял очки, вытер платком глаза, высморкался. Облизнул языком сухие губы. — В детстве я думал, что буду жить вечно, что умирают дру-
гие. Но... Много повидал я в жизни. Живет вот человек, и ему все мало, все себе в дом тащит, по чужим головам с удовольствием ходит и таскает. А знаете, что потом бывает?
— Что?
— Финиш обычно простой: тюрьма! Я имею в виду Возбу Леварсана. Он же ваш одноклассник! Вы должны знать его.
— Леварсан Возба? Как же — мой товарищ! А что с ним стряслось?
Нотариус грудью закрыл ящик стола, наклонился вперед, страшно морща лоб:
— Возба работал завмагом. В магазине, который на берегу... Универсальный. Всю жизнь тащил к себе в дом, всю жизнь воровал. Да, не удивляйтесь: воровал. Бесстыдно. Бессовестно. Никакая ревизия ему нипочем! Любая жалоба — ни в грош! Сам себе бог и царь! Вьется ниточка, а конец и ей бывает! Времена-то нынче другие. И вот милого засадили. По-человечески жаль его, но, с другой стороны, он жулик. И поделом ему! Я чужой беде не рад, но и совесть надо иметь! Разве хрустальные и фарфоровые заводы только на Возбу должны работать? Вот теперь все и выйдет ему боком.
Пате-ипа вспомнил милого, голубоглазого, застенчивого белокурого мальчика. Учился он прилежно, рос нормально. И в конце концов превратился в розовое животное килограммов на сто двадцать. Поговаривали, что он вор и взяточник, что отъявленный жулик. Все знали, но все пожимали ему руки, пили с ним... А теперь? Чем помогут его дружки?
— Значит, попался-таки?..
— А как же! — воскликнул нотариус. — Он же все видит. — Нотариус с иронической улыбкой указал пальцем на потолок.
— На бога надейся, а сам не плошай. Особенно когда речь идет о борьбе с жульем, — сказал Пате-ипа.
Оба они рассмеялись. Нотариус возбужденно ухватил Пате-ипа за руку. И сказал полушепотом:
— Есть одно абхазское присловье или поверье. Оно гласит... Да вы его наверняка знаете: «Он увидел спящую реку»... Говорят, любая река, даже самая бурная, засыпает на мгновенье. На долю секунды. И тот, кто увидит спящую реку, будет счастлив вовеки, до самой могилы.
Пате-ипа сказал:
— Ну как же. Известное поверье. — Обхватив голову руками, он продолжал глухо, как бы про себя: — Однажды всем классом пошли за город, на экскурсию. Вышли мы рано утром на берег речушки Сан-Иквара. И что же? Все воскликнули в один голос: «Вот спящая река!» Мне тоже показалось, что она спит: речка была как хрусталь: блестящей и твердой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36