рассказ
Он открыл старую, трухлявую калитку и вышел на тротуар. Неширокая асфальтированная улица тянулась и направо и налево. Ему было безразлично куда, поэтому выбор направления не составил особой заботы. Он вспомнил, что и в детстве не возникала перед ним проблема направления: к морю можно любым путем!
Небольшие квадратные кварталы, на которые нехитро поделен город, расположены как бы лицом к морю. И каждый житель на досуге невольно шагал к берегу. Во всяком случае, мужская часть населения. Приморский бульвар со стародавних времен — место для встреч и бесед. А встречи, как известно, бывают разные: деловые и неделовые. И те и другие удобнее всего проводить под пальмами, на виду у моря. Или за чашкой кофе или чая — тоже под пальмами и тоже на виду у моря.
Прежде перед калиткой всегда стояла лужа. Иногда — в засушливое лето — лужа испарялась и на ее месте появлялся толстый слой пыли, мелкой, как пудра. Ноги утопали в ней почти так же, как в луже. В ныли этой часто резвились куры, а лужей наслаждались свиньи.
Он достал сигарету и закурил. Подумал: «Как давно это было». Если считать — пальцев не хватит. Но ежели проверить отрезок времени сердцем — совсем недавно: вчера! Вот как быстротечны дни!
Он решил про себя: «Мой городок уже не тот, каким был четыре десятка лет назад». В самом деле: мощеные улицы заасфальтированы; пыльные, которые не имели никакого покрытия, аккуратно замощены; луж нет и в помине, хорошо работает ливневая канализация; пустыри превращены в скверы. И многое другое... Теперь уже это не городок, а город, и вырос он почти втрое. Очень много новых домов — правда, в большинстве только двухэтажных и трехэтажных; много магазинов с витринами из зеркальных стекол. И еще нечто примечательное: стало много незнакомых людей. То ли дети подросли, так что их не узнать, то ли понаехали откуда-то. Скорее всего первое. А может, и то и другое... И «мой город» становится просто «городом»...
Он периодически наезжал сюда. И каждый раз отмечал что-то новое — словно на ребячьем лице, которое быстро мужает. «Это шагает жизнь, и шаги ее — шаги саженьи», — почти цитатой подытожил он свои немудрящие наблюдения...
Стоял горячий май. Высокомерные тополя и мрачные кипарисы окаймляли улицу с обеих сторон. От соседнего квартала доносился шум моторов грузовых машин. Это наверняка были дизеля. И от шума этого становилось еще жарче.
Он был одет в легкую белую рубашку. Однако она казалась не по сезону теплой: немного поотвык от местного климата — знойного и влажного. Но в тепле все-таки приятно. Шел медленно, почти без цели. Сама по себе эта улица его детства не вызывала особых эмоций — прошла пора сантиментов, душа сделалась менее чувствительной к разного рода лирике. И длинная дорога, которую он прошагал почти за шесть десятков, уже не представлялась ему ни слишком длинной, ни чем-то особенной.
Скажем, раньше на этом месте была грязная булыжная мостовая, а сейчас чистый асфальт. А как должно быть? Не наоборот же! Это было бы вопреки закону поступательного движения всего сущего... «Только так», — сказал он себе.
Сигарета погасла, и он остановился, чтобы зажечь спичку. В это время к нему чуть ли не вплотную подкатила машина. Малолитражка. В окно просунулась лохматая голова.
— Тополиная улица — эта самая?!
Он подумал. А лохматая голова нетерпеливо повторила:
— Я спрашиваю: эта улица Тополиная?
Он спокойно прикурил от спички, погасил ее и вложил в коробок. И решил немного съязвить:
— А почему она должна быть Тополиной?
— Потому что здесь растут тополя.
— Нет, эта — не Тополиная.
— А какая же?
Он мог бы и дальше отвечать в тон лохматой дерзкой голове. Но не было охоты.
— Молодой человек, вы ищете Тополиную? Так какая вам разница, как называется эта улица? Допустим, Дубовая.
— От дуба слышу! — раздалось из автомашины. И водитель дал газу.
Очень чесались руки, чтобы, как в детстве, запустить вдогонку нахалу эдакую плоскую гальку. Но ее не оказалось поблизости — вокруг же асфальт!
Он еще медленнее зашагал дальше, подставляя лицо весеннему южному солнцу. Ему казалось, что через поры скорее проникнет внутрь сила солнечного тепла и разольется по всему телу, как сила коньячная, если разом опрокинуть рюмку. Не тянуть ее, подобно европейцам, медленно, а разом. Именно разом!
Он шел мимо деревянного забора, за которым что-то строили. Работал башенный кран, раздавались звонки, а вслед за звонками медленно поднимались в небо бетонные плиты.
Он пересек улицу, пропустив грузовик с бревнами, повернул за угол. Сторона была теневая, и жгло не так, как на той улице, которую только что оставил за собой. Отсюда рукой было подать до крохотной пристани, почему-то именовавшейся портом. К порту были приписаны несколько шлюпок и одна самоходная баржа. Да еще пара глиссеров для катания. Начальник порта ходил с золочеными нашивками и курил трубку, похожую на жирный вопросительный знак...
Вдруг он остановился возле кипариса. Перед домом, что напротив, через улицу. Это было одноэтажное каменное строение. Оно выходило облупившимися фасадами на две улицы, перекрещивающиеся между собой под прямым углом. Семь окон по переднему фасаду. Столько же на боковом. Дом этот всю жизнь был приземистым, как всякий одноэтажный дом на низком фундаменте. Но после того как улицу и тротуар заасфальтировали, дом как бы еще глубже врос в землю, уменьшился в размере. Железная кровля его давно не крашена. Оконные лепные наличники — всю жизнь убогие — с годами не стали лучше. Сверху донизу — между вторым и третьим окном — чернела трещина. Оконные рамы едко-синеватого цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36