— Но теперь ты дихган, и крепость будет жить так, как ты сочтешь нужным.
— Я? — сказал Абивард. — В смысле, это у меня мягкое сердце? — Интересно, а что сделал бы Годарс, если бы одна из жен принесла ребенка, которому он никак не мог быть отцом? Несомненно, что-нибудь интересное и запоминающееся. — Что ж, может быть. Миру свойственно меняться иногда.
— Может, и так. — Фрада, почти как Рошнани, умел признавать чужую точку зрения, не обязательно с ней соглашаясь. — Но как бы то ни было, в том конце коридора нас ждет угощение. Если бы ты не вышел еще какое-то время, нос и брюхо сами потащили бы меня туда.
— Думаю, я бы простил тебя за это, — сказал Абивард. — Пошли.
Каким-то образом весть о том, какое решение он принял на женской половине, пришла сюда быстрее, чем он сам. Некоторые восхваляли его милосердие; другие явно считали, что он поступил слишком мягко. Но вердикт был известен всем. Он быстро выпил две чаши вина, стараясь притупить свое удивление этим фактом.
На кухне повар вручил ему тарелку бараньего рагу с горошком и травами и миску бульона с плавающими в ней гренками из лепешки. Абивард окунул в миску серебряную ложку.
— Здорово! — блаженно произнес он. — Теперь я и вправду начинаю чувствовать себя дома.
— Неужели в Машизе такого не готовят? — спросил Фрада.
— Готовят, но с другими приправами, на мой вкус, кладут слишком много чеснока, а мяты не докладывают, — ответил Абивард. — А оно должно быть именно таким, как сейчас и как я запомнил с детства.
— То есть таким, каким оно было с тех пор, как на кухне заправляет Абалиш, — уточнил Фрада, и Абивард кивнул. — А что едят в Видессии? Что-нибудь совсем особенное?
— Хлеб там обычно пекут краюхами, а не лепешками, — припомнил Абивард. Едят баранину, козлятину, говядину, как и у нас, а чеснок любят еще больше, чем жители Машиза и окрестностей. И… — Он внезапно прервался, вспомнив протухший рыбный соус.
— И что? — с любопытством спросил Фрада. Абивард рассказал.
Лицо брата выражало крайнее омерзение, хотя и уступающее тому, что почувствовал тогда Абивард.
— Ты все придумал, — Абивард покачал головой. Фрада сказал:
— Надеюсь, ты не ел эту гадость?
— Ел, пока мне не сказали, что это такое. — Абивард проглотил ложку бульона, смывая это воспоминание. Из этого ничего не вышло, и тогда он отхлебнул вина.
— И… каково оно на вкус? — спросил Фрада, как маленький мальчишка интересуется у другого, только что проглотившего жука.
Абиварду не сразу удалось припомнить: после того как ему объяснили, что соус сделан из протухшей рыбы, ужас начисто отшиб вкус. Помедлив, он сказал:
— Да не так уж и страшно. Больше всего похоже на сыр.
— Хорошо, что на твоем месте был не я, вот и все, что могу сказать, братишка. — Фрада махнул рукой женщине с подносом, полным вареных языков, железок и глаз. Этим он наполнил тарелку, на которой только что было баранье рагу. — Вот это правильная еда.
— Ну да, естественно, — сказал Абивард. — Эй, Мандана, положи-ка и мне тоже. — Когда тарелка его наполнилась, он снял с пояса нож и с аппетитом набросился на лакомое блюдо.
Наконец, наевшись до отвала и напившись так, что ему показалось, будто он вот-вот поднимется в воздух, он направился обратно в опочивальню. И только там до него дошло, что ему полагается вызвать одну из жен, причем не Рошнани. Она в одиночку располагала им полтора года, и это неминуемо должно было пробудить на женской половине дикую ревность. Оставалось лишь надеяться, что эта ревность не проявится так, как в случае с Ардини.
Но кого выбрать? Любая жена, с которой он переспит первой после возвращения, тоже станет предметом ревности. Было и еще одно важное соображение: он так нагрузился едой и вином, что ему совсем не хотелось женщины, и он сомневался, что сумеет воздать ей должное. Такие вот сложные мысли крутились у него в голове, когда он вошел в спальню и нетвердой рукой задвинул засов.
Он снял сандалии. Расстегнуть пряжки оказалось сложнее, чем заложить дверь. Но ему удалось, правда не сразу. С облегчением вздохнув, он прилег, чтобы спокойно обдумать, какую же из жен позвать. И почему-то тут же настало утро.
* * *
Впервые с тех пор, как он стал дихганом, Абивард получил возможность управлять наделом в сравнительно мирной обстановке. Время от времени горстки хаморов пересекали Дегирд и направлялись на юг, доходя до его земель, иногда со стадами, иногда просто как налетчики, но Абиварду с его конницей всегда удавалось прогнать их. Великое вторжение степняков в Макуран, которого все боялись после катастрофы в Пардрайянской степи, так и не состоялось.
— Хоть и страшно не хочется говорить это, но, может быть, дань, которую Смердис заплатил хаморам, все же принесла некоторую пользу, — заметил Абивард.
Фрада сплюнул на пандус крепостной стены, по которому они расхаживали вдвоем:
— Тьфу на него, этого Смердиса, и на его дань. Узурпатор вонючий. Как у тебя язык поворачивается говорить хорошее о человеке, с которым ты воевал почти два года? Если бы не ты, он до сих пор был бы Царем Царей. Ты что, не рад, что его больше нет?
— Рад, конечно. Как ты сказал, я прошел через слишком многое, чтобы избавиться от него, и не мне жалеть, что его больше нет. — Однако какой-то голосок в мозгу Абиварда вопрошал, а будет ли в конечном счете Макурану какая-нибудь разница от того, что на троне сидит Шарбараз, а не Смердис. Стоит ли смена правителя всей пролитой ради этого крови и потраченных ради этого денег?
Он яростно приказал этому голоску заткнуться. Что бы ни сделала гражданская война с Макураном в целом, его-то личное будущее — и будущее его рода — она обеспечила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149